«После войны слез у меня не осталось»

Любые войны ломают в первую очередь простые человеческие судьбы. Так получилось, что вторая мировая война началась для ленинградки Анастасии Романовой еще осенью 39-го, когда пакт Молотова-Риббентропа развеял в прах независимую Польшу. Ее воспоминаниями о тех годах «Фонтанка» продолжает цикл публикаций, посвященных Великой Победе.

- В деревне горы на Псковщине мы считались крепкими середняками: отец, мать, восемь ребятишек, лошадь Шурка, три коровы и еще разная живность. Ну и дом, конечно, с пристройками и большим земельным наделом. В начале 1932 года понаехали «коллективизаторы» из района и все отобрали в пользу «бедных», которые в Горах были сплошь ворами и пьяницами. Чужое добро они пропили, колхоз развалился, а нам с голоду пришлось перебираться в Питер, где отца взяли на какую-то стройку.

Жили у родни по углам, поэтому я, едва исполнилось 18, поспешила выскочить замуж за Яна Савицкого - слесаря Балтийского завода, поляка по национальности. У него с родителями был «комфорт» - 12-метровая комната в коммуналке на Васильевском. Появились дочери - Ниночка со Светочкой, устроилась официанткой в командирскую столовую при Военно-морском училище имени Фрунзе. А тут - нападение немцев на Польшу, из-за чего и у нас на поляков начались гонения - кто, что, откуда? Муж, в отличие от некоторых, отвертелся - я, мол, и по-польски-то ни слова не понимаю. Хорошо, попался добрый начальник отделения милиции, посоветовавший Яну стать Иваном, с записью «русский» в паспорте. Недолго, однако, пришлось нам радоваться.

После 22 июня мужиков записывали на фронт «добровольцами». Все работяги, естественно, подняли руки «за» (попробуй, не подними!) - ссылок на семью и детей-малолеток не принимали. Иван пропал сразу же, без единой весточки, а потом... Потом только хоронила - Нину со Светой, отца, мать, родителей мужа, других родственников, умерших в первую блокадную зиму от холода и голода. Да и сама-то выжила благодаря лесозаготовкам, куда отправляли тогда оставшихся одинокими женщин. И продовольственные нормы там были повыше, и лес помогал.

Вернулась в Ленинград весной 44-го, стала кладовщицей на том же Балтийском. Познакомилась на танцах с Сережей Марковым - капитаном-танкистом, лечившимся после ранения в госпитале на Суворовском проспекте. Через две недели поженились. Сережа ушел воевать дальше и... пропал без вести где-то в Померании. А у меня сразу после Победы родилась дочь, назвали ее в память о первой дочери - Ниной.

И вдруг - Иван! Из плена! Мечтал вернуться ко мне, пошел устраиваться на старое место и снова угодил в лагеря. Как изменник родины, скрывший еще и польское происхождение! Больше о нем я ничего и никогда не слышала. Погиб, наверное?

Лет через пять встретила Виктора, который удочерил Нину и сумел выбить нам отдельную комнату в общежитии. В 54-м родился сын Алексей. Виктор стал бригадиром и очень неплохо зарабатывал. Жили, в общем, как большинство в те годы. Но война опять вернулась, когда из лагерей начали выпускать бывших военнопленных, а среди них и капитана Маркова (он, оказывается, попал тяжелораненым к немцам буквально в последние дни). Сергей нашел через адресный стол мой новый адрес и постучался в дверь. Худой, оборванный, с полубезумными глазами. О чем они говорили с Виктором на лестничной площадке, я не подслушивала. Но разговор этот, конечно, был тяжелым, после чего Сергей ушел навсегда.

Плакала ли я?.. Нет. Слез после войны уже не осталось. Да и случалось такое на каждом шагу.

Записал Николай Кудрявцев
Если у вас сохранились воспоминания ваших родных и близких о годах Великой Отечественной войны, вы можете прислать их по адресу photo@fontanka.ru.