Три сестры и блокада (фото)

В июне 1941-го Людмила Ворченко только окончила пятый класс, а ее сестра Ксения едва перешла во второй... Рассказом о судьбе сестер Ворченко «Фонтанка» продолжает серию публикаций, посвященный Великой Победе.

ДЕТЕЙ ПОВЕЗЛИ НАВСТРЕЧУ НЕМЦАМ

Через несколько дней после того, как объявили о начале войны, двух сестер Ворченко – Люду и Ксению - эвакуировали вместе со школой. Уезжая, дети не плакали и не паниковали. Для многих из них эвакуация была даже чем-то вроде интересного приключения.

- Когда ехали в поезде, старшие дети постоянно пели такую песню: «Лугом-косогором тянется тропинка, на полянке дальней молодой дубок, затянуло тропку тонкой паутинкой, не приходит милый в этот уголок». Наверное, это песня из какого-то старого довоенного кинофильма, я не слышала, чтобы ее пели после войны, – вспоминает сейчас Ксения Вадимовна.

В конце концов, эвакуированных детей привезли на станцию Дно, поселили младших школьников в одной избе, старших – в другой. Как окажется позже, детей вывезли навстречу немцам. Мимо станции Дно постоянно шли русские солдаты. Один из них как-то остановился рядом с маленькой Людмилой и говорит: «У меня дочка такая же, как ты. Тебе надо бежать отсюда, ведь мы последние через Дно идем. За нами только немцы. А мы отступаем, и у нас даже и ружей уже не хватает». С этими словами солдат снял с плеча ружье, и стало понятно, что это не настоящее ружье, а только лишь одна видимость – приклад без дула.

Пятиклассница Людмила не знала, стоит ли верить солдату. Она даже подумала, что это немецкий шпион. Но потом подумала, что слишком уж ласков и искренен с ней был тот солдат. И каждый день стала писать маме по письму - с просьбой забрать ее домой. Всего было отправлено около 15 писем, но мама получила только три.

В скором времени мама приехала за Людмилой, и они вместе направились к Селигеру, куда уже увезли Ксению. Вышли с утра, и за один день прошли до озера 70 километров. Мимо по дороге проезжали немцы на мотоциклах – совсем молодые парни лет по 18. Заметив немцев, мама то и дело нагибалась зачем-то к земле. Взглянув на нее через некоторое время, Людмила испугалась – все мамино лицо было измазано в грязи. «Грязь очень полезна для кожи», – придумала отговорку мама, но много позже Людмила Вадимовна поняла, что таким образом мама-красавица обезопасила себя от немцев.

На озере Селигер стоял пароход, на котором детей хотели перевезти к железнодорожной станции Осташков. К озеру уже приехало немало родителей, а потому по рупору объявляли, что на пароход имеют право подниматься только дети. Но мама, надев на Людмилу большой рюкзак, сама спряталась под ним и прошла на корабль вслед за дочкой. Так как было темно, красноармеец этого не заметил. А может, заметил, но ничего не сказал.

В Осташкове Людмила Ворченко увидела первые похороны. Хоронили машиниста поезда, погибшего при бомбежке. На похороны пришли сотни людей, хотя это было очень опасно - ведь одна сброшенная бомба могла покалечить и убить десятки людей. И тогда мама решила вернуться с дочерьми обратно в Ленинград. Поезд двигался очень медленно, так как из-за бомбежек пути находились уже не в очень хорошем состоянии. Лежа ночью на верхней полке в вагоне, Людмила Ворченко заметила в темном небе фигурки парашютистов. Машинально она сосчитала их – десять парашютистов.

Поезд как раз проезжал мимо дрезины, на которой стоял офицер и передавал по рации, что в лес спрыгнули девять парашютистов. «Не девять, а десять. Я считала», – сказала Людмила. И офицер передал: «Тут меня поправляют – их было не девять, а десять». Так Людмила помогла Красной Армии.

ДАЖЕ 150 ГРАММОВ ДАВАЛИ НЕ ВСЕМ

В Ленинграде девочки Ворченко с мамой жили на Васильевском острове, на 16-й линии. Папа работал ответственным редактором в издательстве «Советский писатель», а мама – машинисткой. В сентябре папу призвали в армию. Направили комиссаром полка в Лигово, но прослужил он всего пять дней. 13 сентября прибыл в часть, а 18-го – уже погиб от немецкой пули. Но в семье об этом узнали лишь весной следующего года. А до того времени думали, что отец жив.

В квартире на 16-й линии остались сестры, мама с бабушкой да домработница Таня. У бабушки когда-то было имение на Псковщине. Дедушка-агроном многому научил тамошних крестьян. И даже после того, как крепостное право отменили, деревенские жители не забыли о благодетелях – на Рождество и на Пасху из деревни приезжали целые подводы с продуктами. Привозили творог, сметану, овощи. И даже когда Ленинград оказался в блокаде, крестьяне пытались привезти для барыни продуктов, но им это не удалось. Бабушка войны не перенесла...

Скоро начался голод. Так как домработницу тоже прислали из деревни, то прописки у нее не было, а потому ей не выдавали и карточек. Таня отказывалась есть, не хотела лишать других даже маленькой части скудного пайка. Однажды, выйдя из дома, Таня назад так и не вернулась. Точно также на смерть были обречены многие деревенские жители, которые жили в Ленинграде без прописки и паспортов.

Сестры получали немного еды в школе, но уроков там практически не было. Кое-что из продуктов удавалось доставать и благодаря тому, что мама сдавала кровь, меняла и продавала на рынке вещи. Всю зиму Людмила и Ксения пролежали под одеялами, пытаясь согреться. Печку топили книгами, причем сжигали по одной страничке, сворачивая каждую в жгутик – чтобы дольше горело.

- Во время бомбежек вниз никогда не спускались – потому что если бомба попала бы в дом, никто бы не стал разбирать завалы. Мама решила, что во время налетов лучше вставать в дверные проемы – они разрушаются не так легко, а потому в случае налета на наш дом оставался бы шанс выжить. Кто-нибудь из нас обычно брал с собой мешочек с ценностями, документами и, прижимая к себе, стоял с ним в дверном проеме, – вспоминает Людмила Вадимовна.

ЗАПАХ БЛОКАДНОЙ КУРИЦЫ

- В апреле нам принесли «ждановский» паек – его получали те, чьи родственники служили в армии. В пайке был сахар, рис, масло, жмыхи... – рассказывает Людмила Вадимовна. – Мама написала письмо с благодарностями и велела отнести его в Смольный – к Жданову.

Людмила пошла туда пешком – с Васильевского острова. Наконец пришла к Смольному, а там красноармеец ей и говорит:

- Девочка, а ты куда?

- Я к товарищу Жданову! Письмо отнести.

- Поднимайся на второй этаж.

Людмила поднялась, открыла дверь и увидела перед собой длинный стол, за которым сидело много людей - чиновники. В зале вкусно пахло курицей, а перед каждым на тарелке лежал жареный цыпленок...

- Девочка, тебе чего надо? – спросил кто-то за столом.

- Письмо Жданову? – нерешительно сказала Люда.

- Давай сюда.

Письмо по цепочке передали Жданову, и как только он взял его в руки, Людмила услышала:

- Ну, все, теперь иди.

Никому даже и в голову не пришло угостить голодного ребенка курицей! От обиды Людмила бежала домой бегом, а дурманящий запах курицы еще преследовал ее. Есть хотелось страшно.

Весной с едой стало полегче – мама сажала на подоконнике редиску, на улице можно было собирать траву.

- Мама решила, что еще одну такую зиму мы не перенесем, и в августе 42-го мы эвакуировались. В теплушках нас вывезли за Урал, высадили, и тут выяснилось, что произошла ошибка и что нас, блокадников, привезли вместо строителей, – вспоминает Людмила Вадимовна. Но в другое место никого уже не повезли, развели в каждый колхоз по несколько семей.

Там, куда попали сестры Ворченко с мамой, еды было мало. Колхозники сами пухли от голода, но блокадники получали дополнительные пайки. В колхозе была и школа, да только учителей там не было. Поэтому шестиклассница Людмила Ворченко работала там учительницей – обучала грамоте маленьких ребят.

Потом мама с дочерьми переехала во Фрунзе, где они и дождались Победы. После войны девочки вернулись в Ленинград, где всю блокаду прожили их тетя и младшая сестра Наталья, закончили школу. Потом Ксения Вадимовна работала инженером, а Людмила Вадимовна до сих пор работает корректором, – как и ее сестра Наталья Вадимовна. Сестры Ксения и Людмила до сих пор живут на Васильевском острове – на 12-ой и 16-ой линиях. Три сестры часто встречаются друг с другом, радуясь тому, что город выжил. И они тоже.

Александра Балуева,
Фонтанка.ру