"СКИФ-8": Посмертный юбилей Сергея Курехина

Завтра в Петербурге начинается фестиваль, посвященный памяти Сергея Курехина. Это уже будет восьмой по счету "СКИФ". Сроки и место его проведения – c 23 по 25 апреля, Санкт-Петербург, театр «Балтийский Дом».

Обычно многочисленные «скифские» акции проводились в ЛДМ, хотя в 2000 году «Скиф» устраивали и в «Балтийском доме». Сюда, разумеется, удобнее добираться зрителям, хотя в просторах ЛДМ есть свои преимущества. Однако генеральный продюсер фестиваля, вдова Курехина Анастасия, приняла именно такое решение. Как и в предыдушие годы, в фестивале примут участие артисты и музыканты из России, а также из Англии, США, Украины, Финляндии, Польши, Германии и многих других стран.

Сергей Курехин умер 9 июля 1996 года. Ему было всего 42 года. «Скиф-8» будет как бы приурочен к пятидесятилетию музыканта: свой юбилей Сергей мог бы отметить 16 июня...

Помимо разнообразных концертов – это и джаз, и рок, и другие музыкальные стили – во время фестиваля состоятся перформансы, инсталляции, театральные эксперименты, выставки, показы мод и многое другое. Несколько лет назад Анастасия Курехина сказала: «Наш фестиваль лишен мемориальности и будет во многом непредсказуемым». Не приходится сомневаться, что восьмой «Скиф» будет таким же непредсказуемым, многоплановым, интересным, во многом спонтанным и импровизационным. Ведь таким был и Сергей Курехин. И его творчество. И в первую очередь - его знаменитый, уникальный оркестр «Популярная Механика».

Мне прежде неоднократно доводилось писать о творчестве Сергея. Да и после его смерти – также, ведь уже после 1996 года были издано множество его альбомов. Их издание и переиздание до сих пор продолжается: при жизни музыканта в нашей стране вышло в свет совсем небольшое количество компакт-дисков с его удивительной музыкой.

В марте-апреле следующего года должна быть издана моя книга «Записки Старого Рокера», в которой будут собраны статьи, заметки и интервью с музыкантами, сделанные мною в разные годы. А сейчас я хочу предложить вниманию читателей «Фонтанки» два фрагмента из различных статей, посвященных Сергею Курехину. Одна их них называлась «О колобке свободного искусства» и была посвящена первому фестивалю Свободных искусств, который состоялся осенью 1994 года в «Балтийском Доме».

«...Во время фестиваля Свободных искусств в Балтийском Доме произошло по крайней мере три с половиной события, достойных впоследствии занесения в какие-нибудь анналы. Это спектакли «Фата Моргана» («Дерево»), «Орландо фуриозо» (Формальный театр) и «Колобок» Сергея Курехина. И еще диспут о свободе искусства, проходивший под руководством того же Курехина и превратившийся (в силу ряда причин) в нечто восхитительно-клиническое.

... В очередной раз стало ясно, что большинство новых театров предпочитает внетекстовые формы. В этом плане музыкальная драма «Колобок, поставленная Курехиным, как бы реабилитировала традиционную драматургию с монологами, диалогами и всем тем, без чего запросто обходятся авангардисты. Или почти реабилитировала... да, тут непросто, ведь драма сказалась не слишком музыкальной и к тому же не слишком о колобке; хотя были и колобок, и музыка... Фактически на сцене имело место классическая курехинская стихия тотального парадокса, эдакая «Популярная Механика» с театрально-драматургическим уклоном. В самом начале взбудораженная публика не сразу осознала, что Сергей дебютирует в качестве драматического актера. Пьеса была весьма странная — не то реалистическая, не то абсурдистская... О том, как в Москву после пятнадцатилетнего отсутствия в оной приехал некий Сергей, работающий в газете «Омский комсомолец». Здесь, в Москве, он встречает старых друзей — Сашу (Александр Вапиров), Диму (Дмитрий Пригов), Юлю (Юлия Соболевская) и Тимура (Тимур Новиков). Они общаются, пьют водку, вспоминают о былом и с каждой новой репликой все глубже погружаются в бездны собственной жизни, в кромешные лабиринты взаимоотношений, перегруженных и отягощенных множеством коллизий: Юре на вокзале отрезало ноги, Лена утонула (или наоборот?), кто-то от кого-то к кому-то ушел, кто-то с кем-то уже не живет. В общем, действие нарастало, углублялось, перекатывалось от экспозиции к завязке и вроде бы стало разворачиваться в сторону кульминации — но внезапно все переломилось, пошли световые наплывы, зазвучали пугающе странные речи о колобке, лисе и нехорошем педрильном дедушке, реалистический каркас спектакля скукожился и повеяло «Популярной Механикой» (очень, очень даже повеяло!), когда на сцену медленно и бережно занесли рояль, а потом извлекли из оркестровой ямы холодильный агрегат... Реликты поп-механического миманса Евгений Юфит и Циркуль что-то носили, чем-то грохотали и выкатили на сцену огроменный колобок из металлических прутьев, усыпанный лепешками типа лаваш. Забегая вперед и нахально упреждая события, спешу сообщить, что сразу после того, как отбушевали продолжительные овации, проголодавшиеся зрители рванули на сцену и позаимствовали немного подсохший, но вполне съедобный реквизит. Мне тоже достался кусочек... ничего! И даже лучше, чем ничего — ежели учесть, что в баре уже кончились бутеры и закусывать огненные напитки было совершенно нечем... Однако как-то переломилось мое повествование. Получается нечто полифоническое, с множеством параллельных сюжетов — прямо как на спектакле. Посему вернемся собственно к драме «Колобок»...

Сергей Курехин был очень хорош в роли Сергея. Александр Баширов был тоже хорош в роли Саши. Пригов был неплох в роли Димы, он действовал в амплуа резонера и, разумеется, постоянно вещал стихи собственного сочинения. Юля в роли Юли вносила в действие элемент женской спонтанности. Наиболее убедительно выглядели Баширов с его твердокаменным обаянием и Курехин, в котором обнаружилось недюжинное актерское дарование. Он выглядел, как настоящий лирический герой, и почему-то вдруг вспомнился старый Ленком и ветхозаветный совдеповский спектакль «Прошу слова!» с его прямолинейной эстетикой. Сейчас ничего подобного уже не увидишь; возможно, Курехин сам не предполагал, что театральный реализм и бытоподобие смогут оказать столь сильное воздействие на любителей всяческих свободных искусств.

Г-н постановщик и исполнитель главной роли рассказывает, что текст драмы сочинялся прямо по ходу действия, за исключением нескольких стержневых реплик — «давай выпьем», «я завязал», «что-то ушло», «схожу в магазин» и т. д. Порою возникали вербальные импровизации на тему «Трех сестер». Правда, наши герои стремились не в Москву, а в Петербург, но это в данном контексте не имело никакого значения. Как и многое другое. Еще Курехин играл на рояле, зажигательно танцевал с Башировым, пел под гитару. Еще все вместе водили хоровод. В данном контексте это не имело значения — такое бывает как в жизни, так и в искусстве, когда что-то не имеющее, казалось бы, никакого значения, вдруг почему-то обретает непонятно откуда взявшееся значение. Разобраться в этих странных процессах до сих пор не может никто...»

А вторая статья называется «Большой торчок в БКЗ», в ней рассказывается про один из спектаклей курехинской «Популярной Механики», состоявшийся уже более десяти лет назад, в мае 1993 года.

«Совершенно непонятно, почему Сергея Курехина называют авангардистом — пересмешником и разрушителем традиционных укладов в музыке. Неправда! Ничего он не разрушает, а, напротив, сохраняет, реставрирует и даже, в каком-то смысле, эксгумирует многообразные традиции мировой культуры, соединяя их в бездонном, сюрреалистическом лабиринте своих тотальных композиций. Исследователи обычно говорят — в связи с курехинским творчеством — о синтезе стилей, но это не только синтез, это яростное, буйное, оргиастическое стремление вернуться к древнему синкретизму звука, движения, слова и, возможно, чего-нибудь еще...

На концертах Курехина может произойти все, что угодно, это давно известно. Так было и на этот раз, во время исполнения «Воробьиной оратории». Можно понять чувство честного недоумения, охватившего бесхитростные души тех, кто привык к более простой духовной пище и поэтому ушел из БКЗ, не дожидаясь конца представления. Что ж, каждому — свое.

Вначале — довольно продолжительная речь самого маэстро, во время которой четверо военнослужащих, подвешенных к штанкету вниз головами, благополучно опустились вниз. Курехин меж тем говорил о славном юбилее Питера, о бедственном положении воробьев, психопатологии, болотистом прошлом города и его грядущем затоплении. Потом Игорь Тихомиров, многолетний соратник Курехина по «Популярной Механике», стал исполнять экспозиционное соло на ситаре и вскоре был поддержан фундаментально звучащим баяном Сергея Щуракова и изощренными барабанами Александра Кондрашкина. Далее, в других эпизодах, возникли прочие персонажи: суперсаксофонист Сергей Летов. Фагот, брутально-бытовой Чтец (Семен Фурман), декламировавший Есенина и Пушкина, русский фольклорный танцевальный ансамбль, балетная пара (автор не уверен, что точно помнит последовательность появления действующих лиц, минут через двадцать после начала на сцене все звучало, бурлило и взаимодействовало в совершенно немыслимых порою сочетаниях), великолепная восьмерка вибрафонистов; кафешантанные танцовщицы, актеры в средневековых костюмах разыгрывали насыщенное жестами, но бессловесное действо неизвестно о чем; солдаты парами танцевали вальс; мужчины в строгих костюмах — традиционный «поп-механический миманс» — ходили, ползали, передвигались на тазиках, махали палками, носили взад-вперед громоздкие вещи, обливали друг друга водой, распарывали подушку, вздували пух вентилятором; Курехин, закрепившись на канатах, летал над сценой и ронял крылья; военный духовой оркестрик выдавал мощнейшие риффы, заглушавшие порой рок-группу во главе с Александром Ляпиным...

Поклонники синкретного искусства остались довольны: одни, покидав зал после концерта, вспоминали Есенина, другие восхищались прыгательной дирижерской манерой Курехина, третьи тащились от вибрафонистов и Летова, а кто-то возбужденно молчал, тревожно размышляя о трагической судьбе воробьев»

Анатолий Гуницкий,
специально для «Фонтанки»