Владимир Путин призвал искать компромисс в том, что касается застройки Охтинского мыса. Такое вроде бы с самого начала очевидное решение для Петербурга, несомненно, является вызовом, на который ему, похоже, нечем ответить.
Смысл урбанистического активизма, не будем забывать, заключается в том, чтобы какая-то часть города стала лучше, и с этой точки зрения позиции борцов за сохранение наследия крайне слабы. Тут есть повод для разговора о судьбе и конкретного места, и целого города, и о людях, которые как будто бы несут за него ответственность.
Когда в марте 2020 года компания «Газпром нефть» показала эскизный проект своего офиса на мысе, было очевидно, что остается некое пространство для дискуссии. Хотя бы потому, что одна публичная кампания вокруг этого участка уже была громко выиграна около десяти лет назад.
Сложность и показательность нынешней ситуации заключается в том, что она с самого начала не могла быть, что называется, войной на поражение, как в случае с небоскребом. Для того чтобы требовать остановки проекта, нет ни веского повода, ни ресурса в виде неравнодушных горожан. «Газпром нефть» собирается построить на мысе свой офис, который ни с точки зрения закона, ни с точки зрения здравого смысла не выглядит оскорбительно. То есть разговор с самого начала имело смысл вести содержательный, а не идеологический.
Градозащитное сообщество заняло радикальную позицию. Охранители утверждают, что существование на Охтинском мысе памятников археологии служит препятствием для строительства на нем здания многофункционального назначения. Такая точка зрения может быть убедительна на слух, но практически далеко не бесспорна. Здание Markthal в Роттердаме стоит на месте старейшего городского рынка XIII века, Metropol Parasol в Севилье — над античными руинами. В том и другом случае фрагменты старого города сохранены под стеклом и внедрены в новое сооружение.
Формально основная претензия градозащитников сводится к тому, что в границы памятника на Охтинском мысе не включили рвы крепости Ландскрона. Оставим в стороне небесспорный вопрос об их невредимости на данный момент и их безусловной и самодостаточной ценности как части городского пространства. Заметим только, что «защитники» мыса сами неоднократно предлагали построить на нем музей. То есть фундаментально речь идет не о возможности строительства как таковой, а о назначении будущих сооружений. Позиция, словом, довольно зыбкая, в первую очередь потому, что ее польза для города и горожан вовсе не очевидна. Есть ли ресурс, материальный и интеллектуальный, для создания на этом месте музея, который действительно станет точкой притяжения, культурным событием, знаковым объектом?
Между тем проект штаб-квартиры от Nikken Sekkei может вызывать и разумные возражения. Два довольно крупных стеклянных корпуса с пафосным названием «Хрустальный корабль» — пример старомодной архитектуры, плохо интегрированной в контекст. Мы можем с равным успехом представить их в Дубае или Джакарте, и, по правде сказать, куда естественнее они выглядели бы в теплом солнечном климате, чем в петербургском. Просторные крупные постройки не оставляют возможности для полного или частичного изменения их назначения, что по опыту крайне непрактично.
Проект только на словах связан с историческим и культурным контекстом и точно так же на словах создает в районе новое общественное пространство. На деле же и масштаб, и расположение корпусов поспособствуют тому, чтобы место осталось таким же неоживленным, как и окружающие его кварталы. Авторами явно не решена «проблема большого», о которой много говорит известнейший архитектор Рем Колхас: крупное здание выхолащивает среду вокруг, стремясь интегрировать все ключевые городские функции внутри себя. Наконец, мы ждем, что проект с такой долгой историей — штаб-квартира одной из самых важных и ответственных российских компаний — сможет стать для мира современным лицом Петербурга, которым можно гордиться.
Все эти недостатки, хоть и важные, заметны только на профессиональный взгляд, и они не мешают проекту выделяться в лучшую сторону на фоне основной массы того, что строится в Петербурге. В этом и заключается, по большому счёту, проблема. Город не видит потенциала для улучшения ситуации, потому что у него попросту нет стандарта качества для архитектурных и градостроительных решений.
Сохранение рвов крепости само по себе не обогатит заметно культурный ландшафт города, не сделает Охтинский мыс интересным местом для людей и для мира.
Если Охтинский мыс и стоит спора, то его содержание точно должно было быть другим. Не о превращении в музей, а о включении памятников в ценный сам по себе современный контекст, о месте Петербурга в международной культурной и урбанистической повестке, о нашей способности не пытаться эксплуатировать историю, а превращать ее в источник вдохновения для нового созидания. Если перевести это всё на язык простых решений, то имело смысл добиваться того, чтобы компания постаралась выбрать для этого места более подходящий архитектурный проект. Этого не произошло потому, что сделать это в пятимиллионном Петербурге некому.
Вообще говоря, выстраивание градостроительной политики, обозначение ее ценностей, принципов и приоритетов — задача либо органов государственной власти, либо профессиональных групп. Здесь нет большой разницы, одно с другим в идеале должно быть связано. В силу разных причин, в том числе и исторических, местное архитектурное сообщество представляет собой скорее бюрократический привилегированный класс, чем институцию. Оно умеет получать преимущества, когда дело касается распределения заказов, но ценностей и знаний, которыми можно было бы поделиться с городом, ему отчаянно не хватает. Нет сомнений, что, окажись на месте «Газпром нефти» петербургский Союз архитекторов, он справился бы с задачей выбора проекта куда хуже.
В условиях деградации профильных сообществ роль «смотрящих за городом» последние десятилетия взяла на себя интеллигенция — историки, писатели, археологи, режиссеры, актеры, школьные учителя и примкнувшие к ним политики… Кажется, традиция началась с поэтических высказываний о Ленинграде академика Дмитрия Лихачева, профессионально занимавшегося филологией. У нас как-то само собой подразумевается, что люди, хорошо знающие историю города или просто известные, понимают, как ему стоит и не стоит развиваться в будущем. Действительно, их голос важен, когда речь идет об идеологических решениях, вроде создания новых общественных пространств или сохранения социальных учреждений. Однако для формирования созидательной повестки и конкретных конструктивных предложений убедительной общей риторики недостаточно. Тут надо понимать возможности и ограничения архитектуры, нынешнее состояние градостроительной мысли, знать удачные и неудачные случаи, всесторонне — а не как потенциальный необитаемый город-музей — видеть сам Петербург и отдельную территорию.
Другими словами, культуру невозможно сохранять не создавая. Без видов на будущее почитание прошлого оказывается таким же варварством, как первое без последнего. На слух «сохранение средневековых памятников» звучит отлично, но на деле не представляется таким уж прогрессом, если только не считать специальным странным достижением доставление неудобств компании «Газпром нефть».
Ответ на вопрос «в чем должен в идеале состоять компромисс относительно Охтинского мыса» довольно очевиден — нужно другое архитектурное решение. Только оно могло позволить месту стать культурным достоянием, национальной гордостью и пространством для людей. К сожалению, на весь Петербург нет (кроме разве что самой «Газпром нефти») того, кто обладал бы достаточным авторитетом и хотя бы теоретически был способен подобный компромисс предложить. Если уж и желать чего-то в этой ситуации городу, так это в первую очередь появления институции, которая могла бы на сложные вопросы находить достойные их ответы.
