Последние события вокруг атаки нашего самолета и показательной расправы с пилотом вызвали вполне понятную бурю возмущения. «Наших бьют», - понятный всем лозунг, отбрасывающий любые рациональные мотивы.
Столь же понятна первая и рефлекторная реакция российской власти: наказать виновных. Первых виновных уже нашли и наказали — два дня район падения артиллерия и авиация показательно утюжили, выжигая территорию. Наказали или нет — непонятно, но, по крайней мере, точно обозначили свой гнев.
Однако проблема имеет совсем иное измерение, чем некий абстрактный «удар в спину», о котором сказал Путин. Вопрос стоит гораздо серьезнее.
Россия четыре года вполне нейтрально вела себя в сирийском конфликте. Да, конечно, мы дипломатически и по-всякому другому поддерживали Асада, однако по факту предоставили его своей судьбе. Выпутается — молодец. Не получится — ну, значит, обстоятельства оказались сильнее.
Естественно, вокруг сирийской войны сформировались комбинации из региональных игроков и игроков рангом повыше, которые вели маневры и навязывали свою точку зрения партнерам и противникам. ИГИЛ и борьба с терроризмом в данном случае выступали скорее пропагандистским прикрытием, равно как и борьба с «кровавым режимом Асада».
Вход России в этот устоявшийся региональный междусобойчик существенно изменил текущие расклады — и было бы нелепо предполагать, что все игроки с распростертыми объятиями встретят нас, как последнюю надежду. Кого там точно не ждали — так это Россию, которая демонстративно отстранялась от идущей войны, ведя ее лишь в вербальном пространстве.
Два крайне чувствительных удара — теракт с нашим самолетом и удар по российскому истребителю — стали прямым намеком Кремлю на то, что он здесь нежданный и нежелательный гость. И если первый намек был еще хоть как-то прикрыт якобы терактом, то второй был уже даже не намеком, а прямой речью.
Столь же нелепо предполагать, что в Кремле не поняли этих намеков. Срочная эвакуация десятков тысяч человек из Египта показала, что угроза была воспринята предельно серьезно, и уж не какие-то триста боевиков «Ансар бейт аль-Макдис» стали причиной стремительного решения.
Теперь — самолет. Логично и сугубо рефлекторно можно было бы ожидать прямого ответа Турции. Вы — наш самолет, а мы — вам горячий привет. Вот только причина этим не лечится. Она совсем в другом. Помимо войны с боевиками получить еще и полноценный конфликт с Турцией в таких условиях совершенно бессмысленно.
Вопрос выглядит иначе: до тех пор, пока Россия внятно и без расшаркиваний не обозначит свои собственные интересы в Сирии, ради которых она и ввела туда войска, до тех пор с нами обсуждать, в сущности, нечего: «Да как же тебя понять, коли ты ничего не говоришь?»
Абстрактные рассуждения про мирное урегулирование в Сирии с крайне широким форматом и без участия сирийцев вообще — это не тот путь, по которому можно понять цели, которые преследует российское руководство. А раз так — то по прошествии двух месяцев абстрактных боевых действий у России ясно и без обиняков требуют определиться: чего ты в самом деле хочешь? Тогда и появится поле для обсуждения. Пока его как не было, так и нет.
Парадокс в том, что вполне возможно, что у российского руководства и вправду нет ответа: а для чего оно вообще затеяло сирийскую войну, особенно когда последние четыре года оно откровенно зевало, глядя на нарастающую по соседству катастрофу? Напомню: в 2012 году, летом, в самый разгар нападения боевиков на Дамаск и Алеппо, в Сирии был ликвидирован аппарат главного военного советника, существовавший с далеких советских времен. Был ликвидирован мощный информационный и аналитический инструмент, и неудивительно, что наши военные сегодня без разбора называют всех боевиков Исламским государством — они могут попросту не иметь нормальной информационной картины происходящего. Некому ее формировать, говоря иначе.
Запад, Турция и аравийские монархии не хотят видеть Россию в числе участников сирийского послевоенного урегулирования — это нормально. Пусть хотят. У нас свободный мир — никому хотеть не возбраняется. Но для того, чтобы стать участником, нужно самим для себя определиться: а чего именно мы там хотим? Не абстрактно «мир во всем мире» – хотя это само собой. А вот конкретно: чего хочет Россия? И объявить об этом своим заклятым партнерам.
До тех пор, пока вместо внятного ответа ни мы, ни наши противники не услышим ничего, до тех пор цели этой войны будут выглядеть смутно и бесперспективно. И у наших добрых друзей и партнеров не будет оставаться никаких других аргументов подбодрить российское руководство, кроме как провокаций и терактов.
Нужно определяться. Нужно четко артикулировать наши требования, которые мы будем отстаивать. Тогда появится поле для того, чтобы начать переговоры. Пока его нет — все это выглядит зыбко, а за эту зыбкость платят жизнями наши люди. И это самое печальное в этой истории.
Анатолий Несмиян
