С легкой руки Владимира Путина заговорили о том, что кризис наш – это, мол, даже не кризис, а некоторые легкие трудности, пик которых уже, к счастью, пройден. Появились даже совершенно курьезные утверждения, будто бы растущий последнее время рубль стал сильнейшей валютой апреля.
Подобные заявления сродни утверждениям, будто больной, переведенный из реанимации в обычную палату, где ему еще предстоит лечиться месяц-другой, является самым здоровым человеком в мире. Конечно, по сравнению с тем, что страдальцу совсем недавно грозило, он и впрямь невероятно здоров. Однако на фоне обычных людей больной все же находится далеко не в лучшей форме.
Нынешний оптимизм в отношении экономического кризиса определяется на самом деле двумя моментами. Во-первых, мы вроде бы неплохо выглядим на фоне кризиса 2008 – 2009 годов. Во-вторых, мы очень даже прилично выглядим на фоне наших собственных апокалиптических ожиданий конца 2014 года. В частности, апрельский «успех рубля» целиком определяется панической скупкой валюты, осуществлявшейся всеми на рубеже 2014 – 2015 годов и обусловившей слишком уж сильное падение «деревянного».
Тем не менее кризисные проблемы, которые трудно разглядеть невооруженным глазом, никуда не делись. Уровень жизни населения снижается. И это несмотря на то, что в текущем году мы уже активно пилим резервный фонд. Именно он заполняет дыры в бюджете, образовавшиеся из-за падения цен на нефть. Если в будущем году кризис не завершится, резервный фонд кончится. Тогда правительству придется либо еще больше урезать бюджетные расходы, либо повышать налоги, либо влезать в кабальные займы под высокий процент, либо печатать деньги, провоцируя инфляцию. В любом из этих случаев уровень жизни населения еще больше снизится.
Оптимизм Путина в этой связи определяется тем, что народ на фоне крымской эйфории спокойно переносит затягивание поясов. Но у тех, кто эти пояса затягивает, особых поводов для оптимизма нет. Мягкость кризиса, по сути дела, означает лишь мягкое снижение наших реальных доходов до того уровня, который соответствует реальному состоянию дел в экономике, сидящей на нефтяной игле. Если с момента формирования в нулевые годы системы так называемого «путинского процветания» мы получали доходы не по труду, а по «щучьему велению», то теперь будем действительно получать по убогому нашему труду.
Отсутствие глубокого кризисного падения на фоне низких цен на нефть определяется, скорее всего, тем, что, в отличие от 2008 – 2009 годов, дело обошлось пока без банковского кризиса. Тогда бизнес быстро сворачивался просто из-за того, что не было возможности прокредитоваться. Теперь такой напасти, к счастью, нет. Но что это означает в среднесрочной перспективе?
После падения ВВП в 2009 г. почти на 8 процентов мы года три занимались восстановительным ростом. Кредитный рынок наладился, и экономика России в 2010 – 2012 годах восстановила то, что потеряла в лихую годину. А дальше (с 2013 года) вошла в состояние застоя, когда рост прекратился еще при высоких ценах на нефть. Если слегка упростить картину, можно сказать, что мы так и не выходили из фундаментального экономического кризиса, поразившего экономику в 2008 – 2009 годах, а просто компенсировали тот провал, что был связан с чисто конъюнктурными причинами (с параличом, поразившим банки).
Реальный потенциал нашей экономики хорошо виден, если посчитать средний темп экономического роста за период 2009 – 2014 годов. Он составляет меньше 1,2 процента. Это хуже, чем средний рост мировой экономики. Иными словами, Россия вместо того, чтобы догонять других, ныне еще больше отстает. Такова обратная сторона нашего «подъема с колен».
Из всех «цифр», которыми нынче оперируют экономические оптимисты и экономические пессимисты, «цифра» среднего роста за 2009 – 2014 годы – самая показательная. В силу конъюнктурных причин мы можем то взлетать (если, скажем, цены на нефть быстро растут), то падать (если, скажем, вдруг разражается банковский кризис), но в среднем на протяжении ряда лет Путин сможет выжать из нашей «сидящей на игле» экономики лишь этот самый процентик с хвостиком. Но не больше.
Ныне мы в банковский кризис не рухнули, чему радуется власть, но, значит, и восстановительного роста по образцу 2010 – 2012 годов ожидать нет никаких оснований. Возможно, небольшое увеличение ВВП нам даст импортозамещение, поскольку сокращение ввоза иностранных товаров образует дыру, которую так или иначе экономика должна заполнить. Но это тоже не более чем конъюнктурный момент. Заменим то, что выпало, а дальше вновь оснований для роста не будет.
Наши экономические власти, понимая все это, мечтают теперь об увеличении производительности труда. Но вот незадача. Производительность труда растет не тогда, когда люди быстрее лопатой машут или быстрее крутятся на конвейере на манер известного героя Чарли Чаплина. Производительность труда растет при установке нового, более совершенного оборудования, когда хорошо обученный и абсолютно трезвый работник выжимает из техники все, что только можно. Однако при дешевом рубле импорт производительного оборудования становится для нашего бизнеса слишком дорогим. Богатый иностранный инвестор российской экономки сторонится (как из-за санкций, которые пока никто не собирается с нас снимать, так и из-за того, что падение реальных доходов россиян оборачивается сворачиванием покупательной способности). Кто же в такой ситуации будет повышать производительность труда?
В общем, мягкое протекание кризиса в нынешних условиях есть явный признак того, что и выход из кризиса будет не резким, а мягким. Не следует ожидать серьезного подъема экономики. Не следует ожидать, что мы вновь вернемся к 7 – 8 процентам роста «благословенных нулевых». Но не следует ожидать и более скромных 3 – 4 процентов, с которыми мы выходили из кризиса 2008 – 2009 годов. Ни восстановительный рост, ни рост производительности труда, ни даже рост, определяемый высокими ценами на нефть, нам, похоже, не светят. Если «черное золото» вновь поднимется до 100 – 110 долларов за баррель (во что пока поверить трудно), то это все равно будет лишь повторением условий 2013 года, когда наша экономика впервые однозначно продемонстрировала застойные показатели.
В общем, слова Путина об отсутствии кризиса вряд ли можно интерпретировать в оптимистическом плане. Раз не падали, то и подниматься не будем. Наиболее реалистичная картина будущего – это длительный застой брежневского типа с поправкой на то, что прилавки по-прежнему будут наполнены, однако инфляция по чуть-чуть каждый год станет откусывать наше благосостояние.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
