В «черный понедельник» и такого же цвета вторник, 15 – 16 декабря, стало очевидно, что последствия присоединения Крыма были просчитаны неверно, а идея Запада задушить за это Россию санкциями – далеко не бесперспективна.
В результате четырехмесячных секторальных санкций российская экономика вернулась туда, откуда с огромными трудом и удачей выбиралась последние 15 лет, – в 1990-е. Налицо неопровержимые признаки экономического кризиса – резкая девальвация рубля и рекордное с 1998 года повышение учетной ставки ЦБ. Вопреки постоянным заявлениям Кремля и МИДа, давить на Россию оказалось не бессмысленно.
Однако вернуть Крым Украине для России сегодня настолько же нереально, насколько для Запада – признать его российским. При этом процедура удушения не доставляет ни удовольствия, ни выгоды ни одной из сторон.
Для нашей страны теперь Крым масштабировался в извечный вопрос о территориальной целостности. Мы столько за века наприсоединяли, что стоит начать разматывать клубок назад – не остановиться. Южный Сахалин до 1945 года на законных основаниях мирного договора принадлежал Японии. Тува до 1940-го была законно независимым государством. Территория нынешнего Краснодарского края до 1774 законно принадлежала Османской империи, как и Крым. И так далее, сильно далее.
Для мира и, особенно, Европы Крым масштабировался в вопрос о глобальной системе безопасности, предохраняющей от новой грандиозной войны, многомиллионной бессмысленной человеческой мясорубки. Никто в послевоенной Европе не присоединял силой чужие территории, и такие действия – категорическое табу. Чтобы аннулировать аннексию как прецедент, агрессор должен понести суровое наказание.
Таким образом, на сегодня мы имеем два взаимоисключающих табу о неприкосновенности границ: российское и мировое. Каждое защищено ядерным оружием, так что вопрос о решении конфликта силой обсуждать бессмысленно.
Остается война экономическая. Россия ее проигрывает, но вряд ли сдастся даже в случае смены режима. Не случайно оба альтернативных потенциальных претендента на роль руководителя России загодя согласились, что «Крым – не бутерброд». А представить приход к власти оппозиционера, предлагающего сдачу Крыма, сложно даже при курсе в тысячу рублей за доллар.
Запад побеждает, но осознает невозможность окончательной победы. Сигналы из Москвы про Гитлера, Наполеона и готовность применять ядерный арсенал как «великий уравнитель шансов» звучат предельно ясно. Значит, вопрос в мере наказания, которую США и Европа считают себя обязанными применить к агрессору, чтобы после этого считать свои механизмы безопасности сохраненными, рабочими. Какого масштаба коллапса в экономике России им будет достаточно? Должен ли этот коллапс в обязательном порядке привести к смене нынешней власти или может быть отменен со сменой его внешней политики? Хватит ли им мирного ухода Путина, или они не уймутся, пока не покарают его по югославскому или иракскому вариантам?
На сегодняшний день больше оснований предполагать, что Запад готов ограничиться достаточно мягким вариантом кары, считать ее уже свершившейся. США настаивают на большем, но Европа в лице Меркель или Олланда посылает в Кремль предложения «сохранить лицо». И речь определенно не о физическом значении этого словосочетания. Так о каком?
В условиях начавшегося экономического ада в России может быть только одна разумная политическая программа – примирения с экономически развитым миром. Отказа от имперских амбиций, сокращения безумных военных расходов, сосредоточения на развитии своей территории и качестве жизни своего народа, абсолютной неприкосновенности сегодняшней российской границы не только снаружи, но главным образом изнутри страны. Лишившись пармезана и возможности отдыхать за границей, мы можем попробовать предложить миру поверить, что осознали Крым как ошибку. И хотя мы не в силах ее исправить, мы гарантируем, что больше ее не повторим. Так как в случае повторения завоевательной операции в любом виде и под любым предлогом, как теперь вполне ясно, гарантированно лишимся не только сыра, но и хлеба.
В практическом плане такая программа будет означать для России отказ от политического участия в делах не только Донбасса и Луганщины, но и Приднестровья, Южной Осетии, Абхазии, не говоря уже о Северном Казахстане или Прибалтике. А для Европы согласие с ней – замороженный на десятилетия спорный статус Крыма и отказ от политических шагов в сторону его возвращения Украине. Для обеих сторон этот компромисс будет достаточно болезненным с точки зрения идеологии, но чрезвычайно выгодным с точки зрения экономики.
Если Запад не поверит в российские перемены и гарантии и продолжит давление по крымскому и персональному путинскому вопросам, он может довести Россию до нищеты, но при этом рискует как минимум соседством с колоссальным очагом нестабильности, а в худшем случае и военными столкновениями. Если Запад поверит в гарантии, но Россия решит присоединить еще какую-либо территорию, она вынудит Запад минимум душить себя санкциями уже безо всяких переговоров и компромиссов.
Чем глубже будет валиться российская экономика, тем больше вероятность, что к идее примирения с миром придет сам Путин. Если этого не случится, с такой вполне реалистичной программой улучшения в разы качества жизни россиян, возвращения в сытые «нулевые» выиграет выборы любая вменяемая политическая сила. Если власть не даст ей выиграть на выборах, продолжая упорствовать в имперской гордыне и закручивании гаек, роль выборов может сыграть улица. Таким образом, перед Россией сегодня вполне очевидная цель и три пути ее достижения.
Валерий Федотов
