ПоделитьсяМы видели разные судебные приговоры в последнее время, но до реального сумасшедшего дома дело дошло впервые. Участник манифестации на Болотной площади 6 мая 2012-го Михаил Косенко признан невменяемым и направлен на принудительное лечение. В прессе тут же поднялась шумиха с осуждением "карательной психиатрии". И в истории Косенко сместились все акценты: вместо того, чтобы обсуждать вопрос о его виновности-невиновности, все заговорили о том, где ему хуже сидеть - на зоне или в психбольнице. Между тем, следствие вольно или невольно создало условия, при которых психиатры просто не могли поставить Михаилу Косенко другой диагноз.
Михаил Косенко был арестован по "болотному делу" в начале июня 2012 года. Следствие знало, что он - инвалид II группы, 11 лет наблюдается у психиатра. Если бы не драматичные обстоятельства, можно было бы припомнить истории на тему "у меня справка, мне ничего не будет". Как только представители следствия получили на руки медицинские документы Косенко, они должны были понять: отправить этого "болотника" на зону не удастся.
Косенко, напомним, вменялась статья о насилии в отношении представителя власти, по которой ему грозил срок в колонии до 10 лет. Обвинение утверждало, что 6 мая 2012 года на Болотной площади он руками и ногами избивал полицейского, из-за чего тот потом 3 недели лечился.
Но с доказательствами его вины в деле не всё было гладко. Косенко вины не признал. Его не опознал потерпевший омоновец. По видеосъёмке, которую вёл на Болотной ресурс "Грани.ру", видно, что Косенко находился в нескольких метрах от места, где били полицейского. Свидетели, в том числе - оператор, сделавший запись, в суде говорили, что он вообще никого не бил. И единственный, кто указал на него, это коллега потерпевшего омоновца.
Суд назвал все доказательства защиты несостоятельными, потому что их опровергают показания одного полицейского. Виновным Косенко не был признан только по одной причине: он был признан невменяемым.
Социальные последствия
Те, кто следил за процессом по делу Косенко, обратили внимание, что в суде он выглядел совершенно здоровым человеком, мыслил и выражался чётко, его последнее слово было эмоциональным и логичным. Всё это противоречит диагнозу, поставленному экспертами Центра судебной и социальной психиатрии имени Сербского. И их немедленно обвинили в возвращении советской практики "карательной психиатрии", когда сумасшедшими признавали здоровых людей.
Глава Независимой психиатрической ассоциации Юрий Савенко, который, заметим, сам никогда не обследовал Косенко, подлил масла в огонь, заявив, что Михаил если и был болен, то самую малость.
- Он регулярно наблюдался в психоневрологическом диспансере, лечился добровольно и аккуратно и был успешен, - заявил доктор Косенко и "Фонтанке". - А если и получал лечение, то самыми слабыми препаратами, можно сказать - детскими!
Следователи с самого начала не могли не понимать, что имеют дело с больным: у них были документы, говорящие о том, что Косенко состоит на учёте у психиатра. Тем не менее, они поместили его в обычный следственный изолятор с другими обычными заключёнными. Адвокат Валерий Шухардин добивался перевода арестанта в больницу, он опасался, что в СИЗО болезнь может усугубиться, внешне адекватное состояние подзащитного ухудшится. Но ему отказывали.
В конце июля, через полтора месяца пребывания Косенко в СИЗО, следователь Елена Пумырзина направила его на экспертизу в Центр имени Сербского. И эксперты поставили диагноз гораздо более тяжёлый, чем записано в медкарте.
- Эксперты резко усугубили диагноз! - возмущается Юрий Савенко. - Они написали совершенно другое заболевание с совершенно другими социальными последствиями!
"Социальные последствия" наступили на минувшей неделе - 8 октября, когда судья на основании выводов экспертов постановила: применить к Косенко "принудительные меры медицинского характера… в психиатрическом стационаре общего типа".
"Следствие хотело вывести брата на эмоции"
Ни родные Михаила, ни его защитники не отрицают, что он нездоров. Вторую группу инвалидности не дают здоровым. Он нуждается в лечении постоянно, в течение 11 лет принимал лекарства непрерывно. Этого не могли не знать следователь Пумырзина и её коллеги: обязательная терапия была расписана в медицинских документах Косенко.
- Они мгновенно изъяли его медицинскую карту, у них на руках были документы о его инвалидности, - рассказывает Ксения Косенко, сестра Михаила. - Они видели, что перед ними больной человек.
Тем не менее, вскоре после ареста Михаила Косенко в прессе появилась информация, что в СИЗО ему не дают лекарств, а близким не разрешают лекарства передавать. Это повторила в разговоре с "Фонтанкой" и Ксения.
- Следователь знала из медкарты, что Мише постоянно нужны лекарства, - продолжает она. - Но в течение полутора месяцев после ареста ему лекарств не давали. И нам не разрешали передать. Такое ощущение, что его держали без лекарств, чтобы вывести на какие-то эмоции. Зачем?!
Адвокат Валерий Шухардин рассказал "Фонтанке": он видел, как менялся Михаил, если оставался без лекарств хотя бы пару дней.
- Он становился более нервозный, угнетённый, более агрессивный, - говорит адвокат. - Видно было, что ему очень плохо.
Препараты, которые должен был принимать Косенко (названия известны), доктор медицинских наук, профессор СПбГУ и практикующий психиатр Владимир Точилов характеризует как вовсе не "почти детские". Врачи знают, к чему ведёт их внезапная отмена.
- Это поддерживающая терапия, - объясняет доктор. - Она применяется, в частности, для лечения состояний, в которых бывают аффективные колебания - депрессии и подъёмы настроения. Отмена лекарства может привести к ухудшению состояния больного.
Иными словами, отмена могла привести к тем самым "аффективным колебаниям" в поведении Косенко. Лекарства нужны были Михаилу, чтобы оставаться таким, каким его видели в суде: человеком выдержанным, с прекрасной логикой.
Ксения считает, что следствие могло намеренно держать её брата без лекарств - "выводить на эмоции". Чтобы довести до такого состояния, в котором обвиняемый покажется любому врачу гораздо более больным, чем на самом деле, и социально опасным. Хотя можно предположить, что это было обычное наплевательство со стороны правоохранителей на то, что среди обвиняемых попадаются больные люди.
В конце июля следователь назначила экспертизу. Перед экспертами Косенко предстал, если верить его сестре, после полуторамесячного перерыва в лечении.
Экспертиза
Адвокаты Михаила Косенко настаивали, что экспертиза должна быть стационарной, чтобы медики могли наблюдать пациента в течение какого-то времени. Следователь решила, видимо, что хватит часовой беседы врачей с больным.
- Вид экспертизы определяет тот, кто её назначает: следствие или суд, - объяснил "Фонтанке" главврач Центра судебной и социальной психиатрии имени Сербского Константин Шаклеин. - В отношении этого человека (имя я не имею права называть) было вынесено постановление о назначении именно амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы. Мы провели все обследования, какие могли, чтобы ответить на вопросы, которые перед нами поставило следствие.
Сказать больше он не мог: всё, что касается экспертизы, разглашать запрещено. И отвечать на обвинения эксперты тоже не могут.
- Мы связаны нормами закона, - сухо прокомментировал это "Фонтанке" доктор Шаклеин.
Мы не знаем, как вёл себя с врачами Михаил во время экспертизы. Возможно, был во время разговора угнетённым и нервозным, ведь именно так адвокат описывал его состояние в те дни, когда не было лекарств. Психиатры поставили диагноз на основании того, что видели. Они написали, что Косенко не только "не отдавал отчёта в своих действиях" в момент совершения предполагаемого преступления, но и может представлять опасность для себя и окружающих.
Конечно, предположение Ксении о том, что её брата намеренно "выводили на эмоции", - это только версия. Но между экспертизой и решением о принудлечении Косенко прошло 15 месяцев. Из них суд длился 9 месяцев. За это время защита не раз просила назначить новую экспертизу, и всё - тщетно.
- За 15 месяцев состояние здоровья Михаила могло измениться, - говорит адвокат Валерий Шухардин. - Причём как в лучшую сторону, так и в худшую. Мы просто просили обследовать его ещё раз. Это же нормально? Но нам отказали.
В начале сентября у Михаила и Ксении умерла мама. Суд не отпустил Косенко даже на похороны, сославшись всё на ту же экспертизу: дескать, при таком диагнозе попрощаться с мамой - это может быть опасно для самого больного.
На зону и в армию, чтобы быть как все
Даже с тем диагнозом, который стоял у Михаила в медкарте, то есть до того как его "усугубили" эксперты, у него было два пути: признают эксперты больным - психбольница, здоров - зона. То есть, конечно, был ещё один вариант - что суд его оправдает, но это мы по понятным причинам не рассматриваем. Многие считают, что лучше бы Косенко отправили в колонию. Его сестра с этим не согласна. Особенно если вспомнить, какой ему грозил срок.
- Обычно, если исходить из практики, все стремятся каким-то вот таким медицинским образом от тюрьмы спастись, - неуверенно говорит она.
В разговоре с "Фонтанкой" Ксения призналась, что понимает: зона для Михаила - это гибель. По крайней мере, выяснила она, в больнице близкие смогут его навещать.
- Мы ещё не знаем точно, куда его направят, но даже если это за городом, мы всё равно будем к нему ездить, у нас машина в семье, - добавляет Ксения. - Мы бы к нему ездили, даже если б его отправили за Уральские горы.
Но вот сам Михаил, уверяет она, "хотел отказаться от такого облегчения" и не хотел "медицинским образом от тюрьмы спастись". Он добивался, говорит его сестра, чтобы его судили вместе со всеми. Из солидарности с другими "болотниками".
- Потому что у него и у тех, кого сейчас судят по "делу двенадцати", возникло такое единство, что он хотел быть с ними, - сбивчиво объясняет Ксения. - Из солидарности, из какого-то единения. Они себя считают командой. Он готов был бы пойти на зону, чтоб быть как все. Вот так же он в своё время не пошёл в институт, а пошёл в армию, потому что хотел быть как все.
Больница
Суд определил Косенко пребывание не в закрытом тюремном стационаре, а в больнице общего типа - как обычная городская. О том, что представляет собой психиатрический стационар общего типа, рассказал "Фонтанке" доктор Точилов.
- Это будет какая-нибудь городская больница - вроде нашей Николая Чудотворца на Пряжке или Скворцова-Степанова, - объясняет он. - Лечиться там Михаил Косенко будет точно так же, как другие пациенты. С той только разницей, что выписывать его будут по определению суда. Ничем от других больных отличаться он не будет. Телевизор смотреть будет, книги читать, гулять. Заниматься тем же, чем занимаются другие больные. У нас на Пряжке в каждом отделении есть больные на принудлечении. Они лежат в одной палате с другими больными и ничем не отличаются.
Напомним, что если бы Косенко признали здоровым и виновным, он мог попасть в колонию на 10 лет. Многие комментаторы уже заявили, что психбольница потому ужаснее зоны, что туда попадают бессрочно.
На самом деле, сколько Косенко пробудет в больнице - это зависит от его состояния. Если эксперты действительно, как утверждает независимый психиатр Савенко, "усугубили диагноз", и Михаил вовсе не так болен, он может быть дома через полгода.
- Больной находится в стационаре, и раз в полгода собирается комиссия и оценивает его состояние, - объясняет врач-психиатр Теодора Каганова. - Если комиссия видит, что состояние улучшилось, наступила ремиссия, то пишет соответствующий акт, который подаётся в суд. Если уже через полгода врачи увидят, что наступила ремиссия, то больной может быть переведён на так называемое лечение на общих основаниях и выписан.
Главврач специализированной психбольницы на Арсенальной улице Виктор Стяжкин рассказал "Фонтанке", что даже в их стационаре, куда попадают пациенты с более тяжёлыми, чем у Косенко, диагнозами и за более тяжкие поступки, нередки случаи, когда выписывают на амбулаторное лечение через полгода.
Карательная психиатрия
Таким термином из советских времён уже называют поступок экспертов Центра имени Сербского: якобы из-за них Косенко заперт в сумасшедшем доме - как когда-то упекали в психушку советских диссидентов. Кто-то, видимо, просто забыл, что это такое - карательная психиатрия. А это - случаи, когда человека совершенно здорового, не имевшего в прошлом психиатрического анамнеза, признавали душевнобольным только потому, что он был недоволен советским строем. И "лечили" его в психбольнице от опасных для него самого заблуждений.
Отсутствие данных о болезни в прошлом у "больного" объяснялось самим диагнозом, который ставили в таких случаях: вялотекущая шизофрения. Раз она вялотекущая - так её просто до поры до времени не замечали. Поэтому многие считают, что этот диагноз был специально придуман в СССР. Профессор Точилов называет это мифом.
- Понятие вялотекущая шизофрения появилось тогда же, когда появилось понятие самой шизофрении, - объясняет он. - То есть практически с начала 20 века. Хотя сам я не могу припомнить случая, когда ставил пациенту вялотекущую шизофрению.
В современной психиатрии такого диагноза не существует. Но это не значит, что не существует комплекса расстройств, который раньше называли так. Просто теперь нарушение поведения, расстройство настроения и прочие похожие состояния определяют другими диагнозами - без слова "шизофрения".
Известный советский диссидент Вячеслав Игрунов, который прошёл через настоящую карательную психиатрию, считает, что в истории Михаила Косенко её искать не стоит. Тревогу, по его мнению, должен вызывать суд, который при очень спорных доказательствах не оправдал Косенко.
Карательная психиатрия: Вячеслав Игрунов, клевета на СССР
В начале 1970-х в Одессе он собрал самую полную самиздатовскую библиотеку и с помощью друзей распространял по Союзу кустарно размноженные "Архипелаг ГУЛАГ", "Доктора Живаго", Булгакова, Цветаеву, Шаламова с Хармсом. В 1975 году его обвинили в "хранении, изготовлении и распространении клеветнических материалов о советском общественном и государственном строе". Вячеславу Игрунову было 27 лет. И грозило 7 лет лагерей. Эксперты института Сербского признали его душевнобольным. Его определили в психбольницу специализированного типа - тюремную.
- Это была тюрьма, пыточные камеры, - коротко говорит Игрунов. - Санитары были такими же зеками, как пациенты. Иногда это становилось невыносимо…
Самое страшное - лекарства, которые, уверен он, давали здоровым людям, чтобы помучить.
- Мне давали трифтазин, - рассказывает Игрунов. - От него зрение расфокусировалось, всё было как в тумане, мышцы напрягались. Суставы зудели бесконечно, и снять это можно было только постоянным движением. От ходьбы ты уставал так, что валился с ног. Но как только ложился, понимал, что лежать невыносимо, надо двигаться. Это была настоящая пытка.
Не выпить таблетки было невозможно. У него на глазах санитары-зеки шпателем разжимали людям челюсти, чтобы убедиться, что лекарство проглочено.
В качестве наказания, помнит он, в больнице-тюрьме использовали инъекции сульфазина. Этот препарат в психиатрии не используют уже лет пятнадцать, а Игрунову однажды довелось попробовать укол на себе.
- От него наступает дикая слабость, теряешь дар речи и падаешь, температура поднимается до 40 градусов, - вспоминает он.
У него на глазах во время следствия сульфазином утихомиривали уголовников. После одного-двух раз медсестре достаточно было сказать бугаю: "Сульфазина захотел?" - и тот становился шёлковым.
Вячеславу повезло. Обычным делом было, если тебя переводили из общей больницы в тюремную, но чтобы наоборот - его случай был единственным.
- В 1975 году были подписаны Хельсинкские соглашения, - рассказывает он. - Обо мне начали писать Солженицын, Сахаров… Может быть, сыграло роль то, что я вёл себя тихо, не кричал, что они убийцы в белых халатах.
Ему смягчили режим, перевели в обычную городскую психбольницу.
- Там ко мне уже никаких мер практически не применяли, - продолжает он. - Мне были выписаны лекарства, но медсестра демонстративно отворачивалась, когда давала таблетку. Однажды у меня таблетка выпала на пол - так она сделала вид, что торопится, и выбежала.
Его лечащий доктор честно призналась ему, что не может просто отменить препараты.
- Сказала, что если об этом узнает комиссия, которая меня будет через полгода обследовать, то меня просто не выпишут, - объясняет он. - Поэтому таблетки она разрешила не принимать, а уколы назначила в мизерной дозе, которую медсестра "забывала" колоть.
Через полгода медкомиссия и вправду дотошно допрашивала, чем и как его лечили. Получив подробный ответ с описанием реакции на препараты, она признала, что лекарства подействовали, больного можно выписать на амбулаторное лечение.
В 1989 году с него сняли психиатрический диагноз.
Карательная психиатрия: Владимир Сытинский, "Окаянные дни"
Он был арестован за год до начала перестройки - в июле 1984 года. Но "на карандаш" в КГБ попал за 6 лет до этого, когда учился на биофаке ЛГУ.
- В 1979-м я проходил свидетелем по делу журнала "Перспектива", - рассказывает Владимир Сытинский. - Меня исключили из комсомола за утрату бдительности: в деле фигурировали мои друзья.
Сам он распространял "Окаянные дни" Бунина и поддерживал движение "Солидарность", поэтому через 5 лет уже у него дома прошли обыски - искали запрещённую литературу. Потом его привезли в Большой дом.
- На допросе я молчал, - рассказывает он. - А майор КГБ угощал меня чаем и задавал вопросы о происхождении человека.
Скоро он стал обвиняемым в антисоветской пропаганде. Ленинградские психиатры признали его вменяемым. Тогда Сытинского повезли в Москву, на экспертизу в институт Сербского. Оттуда он попал в больницу общего типа - в Скворцова-Степанова. Говорит, там было неплохо, больница как больница. Пока не начали колоть.
- Врач, который меня "лечил", был секретарём парткома, - с усмешкой вспоминает он. - После перестройки он первым вышел из КПСС, сейчас работает в каком-то институте резервных возможностей человека.
Убеждённый коммунист, доктор решил, что диссидент нуждается в интенсивной терапии.
- Когда вам, здоровому человеку, колют галоперидол, голова соображать перестаёт, на месте усидеть невозможно, всё тело ломает, - рассказывает он. - Это пытка. Делать ничего не можешь. Читать не можешь. Тебя затормаживает.
Говорит, что "психика не сдвинулась по-настоящему" только благодаря медсёстрам, которые потихоньку от врача пропускали уколы.
Из общей больницы его перевели в тюремную - на Арсенальной. Сейчас он говорит, что это стало облегчением. Разве что телевизора не было.
- Мы там работали, клеили коробочки, - рассказывает он. - Получали за это 5 рублей в месяц. Это были в общем-то деньги, можно было купить курево, заварку.
В тюремной больнице он провёл 11 месяцев. Потом началась перестройка. В 1985 году он вышел из больницы. В 1989-м его признали психически здоровым.
Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"
