Блицкриг. На РАН долго наезжали. Щипали с разных сторон: больно и не очень. Теперь приняли «окончательное решение»: мочить. Откровенно говоря, слезы от этого не прошибают. Впрочем, и расцвета наук ждать не стоит. Все, что российская власть ни делает, – все для себя любимой. Тут уж не до них.
Разговор о РАН не хочется вести в том ключе, когда на первый план вылезают мелкие вопросы, которые либо щекочут нервы заинтересованных сторон, либо способны привлечь пустопорожнее любопытство людей, далеких от всей этой истории. Тем не менее, начать придется именно с них. Ну а уже потом переключимся на главное.
Попурри из суеты
Решение о судьбе РАН реактивное в двояком значении: в смысле скорости и в смысле реакции на отрешение общим собранием отделения физических наук РАН небезызвестного Михаила Ковальчука от директорства в Институте кристаллографии. Учитывая номенклатурный вес брата, эту гипотезу отбрасывать не стоит, хотя и возводить в абсолют – тоже. На РАН покушались и без этого факта, по более фундаментальным причинам, но он мог быть той самой «последней каплей».
Многих интересует вопрос управления активами РАН: кому оно достанется? Не знаю. Знаю, что кому надо. Тому, на кого укажет верховный перст. Догадки строить можно, но в историческом плане – это не более чем очередной российский передел права распоряжения активами, хотя, конечно же, не рядовой. Можно согласиться с Дмитрием Медведевым в том, что ученый не должен управлять недвижимостью, но вот как ею будет управлять «неученый» тоже догадаться труда не составляет.
Об игре в бирюльки. Известно, что в РАН есть деление на старших и младших: на академиков и член-корреспондентов. Сейчас они в соотношении 1:1,5 (500 к 750). Однако младшие запланированы к уничтожению как класс.
В этой связи поговорим о них до того, как их похоронят заживо. Само слово «корреспондент» происходит от латинского глагола «отвечать» («осведомлять»). Помню, в детстве, впервые услышав о членах-корреспондентах, донимал отца на предмет: что за печатный такой орган «член»? Узнав от него, что это – больше, чем профессор, я не унимался (до того забавным показалось мне это сдвоенное слово).
А если женщина член-корреспондент, вопрошал я, то она кто? Членкорка?
Сейчас членкоров и «членкорок» волнует только одно: сделают ли их академиками? Ведь одновременно на прием новых академиков в трансформируемую РАН объявляется трехлетний мораторий. По многовековой же российской традиции наделение освященным государством высоким титулом, как правило, отвечает и соответствующая административная должность. Она – истинная ценность и источник всякой благодати, а не какая-то там скромная доплата в 3 тысячи зеленых за сам титул академика.
Впрочем, вспомним и о старших. Например, об академиках-экономистах. Как-то раз группа зарубежных экономистов поинтересовалась ими. Мол, кто они такие? Я назвал им два имени: Ишаев Виктор Иванович (бывший губернатор Хабаровского края) и Окрепилов Владимир Валентинович, наш земляк. Недоумение на их лицах я отнес исключительно на счет невежества «западников» и их пренебрежения научными достижениями России на передовой линии экономической науки. Вышеназванные товарищи и после реформы останутся глубокоуважаемыми членами РАН, а кто такие эти заезжие экономисты с их публикациями в American Economic Review и прочих «рейтинговых» журналах? Да их бы с ними и на порог упраздняемого членкорства не пустили! Ну а о допуске в академики смешно и говорить! К нашим суверенным рейтингам им и на пушечный выстрел не подобраться!
Наука для России: выбор модели
Начнем с прикладных вещей. Американская модель стартапов чистый продукт свободного общества. Не буду далее утомлять рассуждениями на тему «это не для России». Лучше, чем Дмитрий Быков в стихотворении «Айпадло», посвященном памяти Стивена Джобса, об этом, пожалуй, и не скажешь:
За айподы твои и айфоны Наскребли б на тебя матерьял, Ты топтал бы российские зоны, Шил перчатки и тапки терял.
Так что - проехали. Дмитрий Ливанов жаждет перенести науку в вузы. О том, что большинство едва ли на техникум потянут, ему известно хорошо. Ладно, не будем об этом. Приведу лишь один пример.
Рочестер, США, 2001 год. Автор в составе небольшой делегации питерских и московских экономистов в местном университете. Один из нас спрашивает: «А где профессор такой-то?». Ответ: «А он в отпуске на полгода, пишет статью». Наше дружное га-га-га американцы не поняли.
Объясняем: у нас 900 часов за год считается нормальной нагрузкой. А если и пишем статьи, то в перерывах между занятиями. Последовал вопрос: «А когда же вы спите?».
В США считается, что если в течение 2-х академических годов преподаватель не побывал в творческом отпуске минимум полгода, то это – очень плохо. Как же он занимается наукой? В целом же расклад примерно такой: полгода – преподавание, полгода – наука. О профессорах с tenure (на русский непереводимо, ибо немыслимо) я уже умолчу. Получай довольно солидную зарплату и делай что хочешь. Хочешь – книги пиши, хочешь – лекции читай.
Остается модель НИИ. Для США – сравнительно редкая. Для СССР, в свое время, выход из положения, ибо позволить себе «буржуазную роскошь» американских университетов он не мог. Запирают ученых в закрытый город, обеспечивают сверх всяких советских стандартов. В ответ – давай изделие в срок. Какую-нибудь «Кузькину мать». НИИ вне закрытых городов тоже, по большей части, закрытые. Социализм - он ведь война перманентная: внешняя, переходящая во внутреннюю, и наоборот. Неважно, горячая или холодная.
Конечно, не все НИИ – академические. Из ведомства РАН. Но их – пруд пруди. Сейчас их сотрудники гадают: «Что же будет с Родиной и с нами?». «С нами», разумеется, волнует куда больше.
Наука в России есть приложение к государству. Какие бы формы ни принимала революция сверху, производимая ныне в РАН, цель одна: наука должна не столько развиваться, сколько служить. Это не значит, что нынешняя Академия была чем-то вольнодышащим. Просто не столь удобно встроенной в вертикаль, как это хотелось бы видеть тем, кто ныне вершит ее судьбы.
Андрей Заостровцев
