Сезоны бывают разные

На сцене театра им. В.Ф. Комиссаржевской и театра «Приют комедианта» С 28 марта по 1 апреля прошел «Пражский театральный сезон в Петербурге». Причем этот театральный фестиваль – не начало, а уже продолжение крупного проекта, задуманного год назад и стартовавшего в ноябре во время «Петербургского театрального сезона в Праге». И продолжение довольно удачное.

Тогда на сцене Театра Шванды на Смихове были сыграны пять наших спектаклей, которые сами чехи сочли самыми достойными своего внимания: «Трамвай «Желание» и «Двое на качелях» «Приюта комедианта», «Вий» Большого театра кукол, «Ивановъ» Небольшого драматического театра Льва Эренбурга и «Дон Жуан» Театра им. В.Ф. Комиссаржевской.

А вот зарубежный театр для культурной столицы России – зрелище, увы, редкое и почти случайное. Откровенно говоря, нам должно быть за это стыдно. Культурных событий хоть и происходит великое множество, так что при всем желании повсюду не успеть, но спроси любого театрала, что хорошего ставят сейчас хотя бы в старушке Европе, как там играют, какую драматургию предпочитают, какими средствами самовыражаются, и т.д. и т.п. – ведь не ответит. Разве что вспомнит про ретроспективу постановок Някрошюса, про фестиваль «Александринский» да про спектакли болгарина Александра Морфова и поляка Кристиана Люпы. А уж бывшие «наши» Полунин с Адасинским с их гастролями-наскоками – не в счет.

Поэтому познакомиться с современным и именно высоким театральным искусством дружественной нам и нежно любимой многими Чехии (за пиво, кнедлики и архитектуру) – событие знаковое, дивно прекрасное и в хорошем смысле «из ряда вон». На все пять лучших спектаклей ведущих театров Праги все билеты были проданы, а в залах народ честно вчитывался в изящные буклеты, послушно учился справляться с капризной гарнитурой для синхронного перевода и старательно привыкал к несовпаденью мировосприятия. Радость познания «иного мира» была немного наивна: да, они – другие, но как же это интересно и архиважно, товарищи!

Любой фестиваль – это тяжелый марафон. Кто хоть раз пробовал ежедневно (!) в течение хотя бы недели ходить в театр (не говоря уж о том, что членам жюри, то бишь зрителю профессиональному, часто приходится по долгу службы отсматривать и обсуждать по нескольку спектаклей в сутки), тот поймет, о чем я. К концу «Пражского театрального сезона» вид у критиков был, мягко говоря, заморенный и откровенно уставший. Но искусство мало того, что традиционно требует жертв, оно еще и облагораживает, и спасает, и вдохновляет, и окрыляет – как зрителей, так и участников сего процесса. Как говаривал Михаил наш Горбачев: «Уезжаю с ленинградчины оплодотворенный». Вот и чешские актеры, и петербургские театралы остались весьма довольны друг другом.

Нам показали спектакли разные – но все же очень похожие на петербургские по стилистике. Что-то родное, грустное, несмотря на разницу менталитета, чувствовалось каждый вечер, и было это приятно. Современный чешский театр на поверку оказался в страдательном залоге, при этом незатейливым и довольно схематичным. Декорации предельно простые, если они вообще есть: так, поставят пару-тройку раскрашенных картонных стен, и ладно. Чаще на сцене и вовсе обходятся просто реквизитом. Один диван – в мучительно-дотошном и великолепно-лаконичном «Исправителе мира» по пьесе Томаса Бернхарда (Пражский камерный театр), тривиальная незатейливая мебель – в издевательски-горькой «Периферии» по пьесе Франтишека Лангера (Театр Шванды на Смихове) и нечто совсем уж покоцанное, к тому же расстрелянное из ружья и растоптанное в драке – в «Сиротливом Западе» по пьесе Мартина МакДонаха, столь нежно любимого в Петербурге в последнее время (Пражский Драматический клуб).

Музыки у чехов тоже очень мало. Звучит она толком лишь в начале да в конце спектакля, а в середине ее чаще просто мычат либо высокохудожественно свистят. Зато текста было много, и уж тут сидишь и жалеешь, что ты олух и не знаешь языка настолько, чтобы обходиться без бубнящего на одной ноте (в твое свернувшееся с непривычки в трубочку ухо) синхрона. И ужас-ужас, если микрофон у переводчика вдруг предательски и оглушительно запищит ультразвуком, или мобильный телефон у переводчика зазвонит, и зритель вынужден пропустить целую сцену, пока этот самый переводчик борется с проклятым агрегатом. Бегущая строка, принятая в Европе, пожалуй, фестивалю подошла бы лучше, и пора уже нас к ней приучать (хотя и эти «титры», говорят, заедает).

Самым любопытным «номером программы» оказался кукольный спектакль «Рокки-IX» театра «Пышки и куклы». История флегматичного боксера-мечтателя, разыгранная с поистине тарантиновским черным юмором и дерзкой самоиронией, заставляла безо всякого перевода хохотать и непосредственно радоваться жизни. Мрачная возня потешных перчаточных кукол, битва не на жизнь, а насмерть хрупких марионеток, мечтательные полеты голеньких кукол Барби, раскрашенных бронзовой краской, настоящий жесткий бокс живых актеров на авансцене, откровенный стеб – от текста а-ля Бивис и Батхэд до «деланья котлеты из боксера на ринге» (на сковороде натурально поджаривали фарш в форме человечка, и запах мяса сводил с ума первые ряды) – чудо как хорошо. А самая главная часть спектакля была припасена «на после поклонов»: всем желающим разрешили подняться на сцену, чтобы все потрогать, пощупать и подергать за веревочки. Кого родители в детстве за кулисы водили, помнят тот сплошной восторг.

Когда международные «Сезоны» были еще мечтой-идеей с замахом на долгосрочность и географическую щедрость, многие сомневались – не в успехе, нет, но в принципиальной возможности их реализации. Сегодня понятно, что дело это осуществимое, а главное – нужное. Грядущей осенью пять лучших спектаклей нашего города сыграют в Берлине, а через год нас ждет уже «Берлинский театральный сезон в Петербурге». Ура, товарищи!

Мария Кингисепп,
Фонтанка.ру