ПоделитьсяМихаил Веллер приехал в Петербург всего на один день, чтобы представить свою новую книгу «Человек в системе». Был переаншлаг, даже давка, встреча с читателями длилась 2,5 (!) часа, еще два Веллер подписывал книги. Об эксклюзивном интервью, казалось, в этой ситуации можно забыть, но обозревателю «Фонтанки» писатель все-таки позволил проехаться с ним на такси по центру города и в пробках задать несколько вопросов.
Михаил Веллер приехал в Петербург всего на один день, чтобы представить свою новую книгу «Человек в системе». Был переаншлаг, даже давка, встреча с читателями длилась 2,5 (!) часа, еще два Веллер подписывал книги. Об эксклюзивном интервью, казалось, в этой ситуации можно забыть, но обозревателю «Фонтанки» писатель все-таки позволил проехаться с ним на такси по центру города и в пробках задать несколько вопросов.
- Михаил Иосифович, в недавнем интервью писатель-сатирик Семен Альтов сказал мне с грустью, что пока все ищут и не могут найти национальную идею, такой идеей в России стали деньги… Согласны?
- Во-первых, нужно сформулировать, что такое национальная идея вообще. В принципе под национальной идеей понимают общую для народа задачу, необходимую для выживания, для повышения благосостояния, для сохранения или обретения независимости. Эта идея объединяет народ, поднимает настроение, побуждает к действию. Сегодня таких единых задач нет! Не очерчена политическая перспектива, не говорится ничего конкретного о том, каково должно быть будущее. Национальным занятием стало воровство денег от самого верха до того низа, куда этому воровству удается спуститься. Поэтому сегодня разговоры о национальной идее – это циничная спекуляция политтехнологов для того, чтобы отвлечь обворованные массы от того, что их обворовывают.
- Что Вы скажете о речи Леонида Парфенова на вручении премии имени Владислава Листьева? Она показалась Вам искренней?
- Меня удивляет, что нас удивляет, что кто-то может публично говорить элементарную правду – всем известную и всем понятную. Очевидно, руководство СМИ настолько отвыкло от правды, сказанной в глаза, что и они удивляются, и люди удивляются, и у Парфенова голос дрожал…
- Михаил Иосифович, когда Вы едете по Питеру, какие мысли о городе, где Вы прожили столько лет, возникают?
- Никаких. Вижу только, что город засыпан снегом, и, боюсь, это помешает мне успеть приехать в срок.
- В Москве снег убирают лучше?
- В Москве все есть, как в чеховской Греции (может быть, не все знают, что фраза «В Греции все есть» пошла в народ из водевиля «Свадьба» – прим. авт.). Но снегопады – это слишком мелкая тема для рассуждения.
- Про Москву Вы пишете, что в ней «оскорбительно и непереносимо все»… Почему тогда не возвращаетесь в свой любимый Питер?
- Цитата приведена, конечно, утрированно. И, кстати, вслед за этой цитатой идет продолжение и ответ: «Но, ребята, дело в том, что вы все здесь».
Москва в строгом смысле – это не город. Город – это Ленинград, Петербург. Москва – это зона обитания. Территория кормления, сфера преодоления и так далее. Туда приезжают люди, чтобы реализовываться, делать карьеру, деньги, добиваться своих целей. Но не для того, чтобы ходить по этому городу и получать от этого удовольствие. Москва – единственный из городов мира, где много набережных, но ни по одной никто не гуляет. Они грязные, закопченные, там проносятся автомобили. Это город не для людей, а для деланья денег… Но так устроена Россия, что помимо Москвы дела в ней, по большому счету, нигде не делаются. Если бы Россия была устроена в плане «живи, где хочешь», так же, как США, я бы, разумеется, никогда в жизни не уезжал из Ленинграда. Но мы живем там, где живем…
- Что Вы скажете о первых шагах нового московского мэра? Можно ли назвать эти меры глубокими или они носят популистский характер?
- Я не живу во власти, никогда не был на заседаниях Московской думы, я не политик и не бизнесмен. Не могу знать всех реальных пружин, которые движут собянинскими начинаниями. Бесспорно лишь то, что власть – любую! – время от времени необходимо менять. Даже если мы меняем ее не на лучшую, то поначалу новая метла всегда чище метет. Это закон природы. Она вышвыривает коррупционеров, чтобы на это место посадить своих. Приятно уже и то, что хоть каких-то коррупционеров вышвырнули! Она производит какие-то популистские начинания. Но «популистские» - это означает то, что нравится народу. Вот все и должны делать так, чтобы нравиться народу. Потому, что когда уроды, узурпировавшие власть, любое начинание, нравящееся народу, называют популизмом, они подразумевают, что не должна народу нравиться власть, а это категорически неверно. Так что я думаю, что по большому счету ничего не изменится, потому что дело не в людях, а в системе, то есть в тех социальных отношениях между людьми, которые созданы. Но поначалу будет все-таки получше! Кроме того, следует полагать, по логике вещей, что и Собянин должен перепрофилировать денежные потоки, а они в Москве гигантские. То, что раньше шло в карман Лужкова и его команды, теперь должно идти в карманы команды, которая сделала Собянина мэром.
- Что Вы думаете о недавних событиях на Манежной площади?
- Нормально и естественно то, что самым активным, самым революционным и самым вспыльчивым, рискующим собой отрядом населения всегда являлась молодежь. Все перевороты делала молодежь, все революции делала молодежь, все баррикады строила молодежь, во все дальние страны за приключениями и завоеваниями шла всегда молодежь. Мы просто привыкли к тому, что стариков стало все больше, и во власти, в основном, старики. Но место молодежи на площадях, там она и должна быть. Когда молодежи нет на площадях, значит, мы живем в загипсованном обществе, где одних не волнует ничего, кроме потребления, а других – ничего, кроме власти.
- Как Вы отнеслись к известию о переносе места строительства «Охта центра»? Вы ведь против него давно выступали!
- Чувства у меня безусловно положительные. Потому, что перенос «Охта центра» куда-нибудь подальше от исторического центра Петербурга – дел совершенно благое. Но поскольку политика у нас давно уже вещь – слоеная, то пытаешься вычитать между строк и понять несказанное. Является ли это тоже ходом в подковерной предвыборной борьбе между президентом и премьером? Хочет ли таким образом медведевский клан набрать очки у электората? Является ли этот ход одновременно безопасным способом стравить какой-то излишек пара в народе? Потому что ощущение: не от прекрасной души великой и не от высокого вкуса эстетического совершается этот перенос, а от того, что все-таки вынудили, и власть решила пойти чуть-чуть навстречу народу.
- Как Вы думаете: еще какие сюрпризы от власти ожидают нас в сладкое предвыборное время?
- Как Вы знаете, Россия является страной с непредсказуемым прошлым, с непонятным настоящим, и с неизвестным будущим. Быть может всё!
- Неужели вы серьезно верите в существование подковерной борьбы между президентом и премьером в свете грядущих выборов? Располагаете ли Вы такой информацией, или это Ваши гипотезы?
- Я не располагаю никакой закрытой, конфиденциальной, «с самого верха», и прочей информации. Мы можем судить об этом по определенным косвенным деталям и приметам. Как Путин и Медведев на параде смотрят в разные стороны, не разговаривая. Или как они вдруг, почти обнимаясь, нежно, бок о бок, дома, в кинозальчике, смотрят кино… И так далее. Исходить же надо из логики событий. Там, где есть высшая власть, есть огромные деньги, и есть группировки обиженных, которые мечтали бы изменить расклад политический и финансовый в свою пользу. Этого не может не быть. Я подозреваю, что мы еще столкнемся с интересными проявлениями этой политической борьбы. И я думаю, что все эти артисты, которые приглашаются в детские клиники и детские дома, все эти движения «Вперед, Россия!», все это – почти не скрытые ходы в политической предвыборной борьбе.
- Можно ли назвать Вашу новую книгу «Человек в системе» продолжением таких Ваших книг, как «Все о жизни» и «Великий последний шанс»?
- Так написано в издательской аннотации…
- Несколько лет назад Ваша книга «Великий последний шанс» разъяснила многим, что происходит с нашей страной, куда нам всем двигаться дальше… Но была ли она прочитана, воспринята как руководство к действию нашей властью?
- Чем больше власть изолирована от народа, тем она устойчивей, тем менее подвержена каким бы то ни было словесным и ментальным влияниям. Таким образом, писать можно все, что угодно, кроме обнародования сумм банковских счетов и обстоятельств, при которых крались миллиарды долларов. Все остальное – не волнует. В таких странах, как Германия, Франция, США, подобная книга вызывает шум, активно обсуждается, находит сторонников и противников. У нас все выглядит чуть иначе… Я слышал о книге «Великий последний шанс» только хорошие отзывы. Причем, как от людей на самом низу, так и от людей во власти. Все «за», никто своей стране не враг. Но из этого ничего не получается, потому что власть очень хорошо окопалась на своих позициях.
- Стоило ли тогда писать книгу «Человек в системе», как продолжение «Великого последнего шанса»?
- Это разные книги. Людей всегда интересовало, почему судьба ведет себя не так, как люди поодиночке, почему великие государства рушатся, даже если их конкретно никто не разрушал, и так далее. "Человек в системе" - это философская книга, а не публицистика и не политика.
- Михаил Иосифович, долгие годы Вы писали рассказы, повести, были далеки от медийности, но в последние годы Вас все чаще и чаще приглашают в различные ТВ-шоу (особенно к Владимиру Соловьеву), и Вы стали личностью очень популярной… Что изменилось в Вашей жизни благодаря нахлынувшей медийности?
- Вы знаете, нет, абсолютно ничего не изменилось, потому что занимаешься тем же, чем занимался. Живешь так же, как жил. Только очень ценима возможность публично озвучивать мнение по вопросам, которые всех волнуют, в формулировках, которые большинству понятны, с которыми большинство согласны. Так что, кроме чувства периодического морального удовлетворения, перемешанного с большим раздражением, не изменилось, разумеется, абсолютно ничего.
- Стали ли Вы писать меньше беллетристики? Вот и новая книга «Человек в системе» не относится к художественной литературе…
- Нет. Во-первых, когда человека один час видят по телевизору, то это в людском сознании откладывается больше, чем, если он три года, не разгибаясь, сидел над какой-то книгой. Рейтинг разный у книг и у героев передач на федеральных каналах. Но мои выступления на ТВ и радио на самом деле занимают очень мало времени, случаются редко. В среднем получается часа полтора в неделю. А полтора часа в неделю люди все равно должны отдыхать от основного дела. И даже – часа полтора в день… И если мои книги беллетристические перемежаются с книгами философскими и публицистическими, это только оттого, что хочется всего – и выпить водки, и рассказать анекдот, и пойти на демонстрацию, и искупаться в море. Человек всем занимается по очереди, как умеет.
- Скажите, Вы не боитесь, что в какой-то момент, критикуя власть, вы можете перейти на сторону оппозиции и повторить судьбу Бориса Немцова, которого нынче не пускают на федеральные телеканалы, а когда он представлял недавно свою книгу в «Буквоеде», то к подъезду подогнали машину с омоновцами?
- Немцов – политик. Я не политик.
- Каких новых книг ждать от Вас в ближайшее время?
- Не люблю говорить об этом! Меня еще с советских времен воротит от сюжета: писатель делится своими творческими планами… Лучше бы деньгами поделился!
Михаил Садчиков, «Фонтанка.ру»
Фото Михаила Садчикова-младшего
