Открытия директора школы: ребенок должен сопротивляться учителю
Обучение детей можно сравнить с операцией на мозге. А учителей и родителей – с хирургами. Каждое неверное движение может повлиять на будущее ребенка. В 1989 году нейрофизиолог Елена Морозова ушла из науки в педагогику, чтобы применить на практике свои знания о человеческом мозге. С небольшой группой единомышленников они создали одну из первых в Питере частных школ - «Взмах». И за эти 30 лет сделали много важных, можно сказать, сенсационных открытий – о детях, родителях, школьном образовании и жизни в стране. Своими открытиями Елена Морозова поделилась с «Фонтанкой».
Изучать физику в 7 классе рано, а географию в 5-м – поздно
— Школа «Взмах» родилась в 1989 году. Многие тогда пытались открыть свое дело. Но не у всех получилось. Почему вам удалось? Как школа появилась на свет и откуда взялось название?
— «Взмах» – это такая психотерапевтическая техника в нейролингвистическом программировании. Сейчас у нас критикуют многие не традиционные методы, НЛП в том числе, хотя важен не сам инструмент, а у кого он в руках и для чего используется.

А в конце 80-х в Россию приехали американские психотерапевты, целая большая команда, и провели потрясающий тренинг, на который позвали психологов, педагогов и тех людей, которых сейчас называют пиарщиками. Мне тоже посчастливилось на него попасть. «Взмах» – это технология, которая позволяет быстро добиваться необыкновенных результатов. Она основана на том, что человеческий мозг много чего может, и он обучаем очень быстро, взрывно. И вот эта технология, ее название и наше желание создать что-то необыкновенное в системе образования встретились. Мы начинали без всяких амбиций, совершенно не с целью открыть прибыльный бизнес. Просто мне надо было выучить свою дочь, у которой уже ко второму классу возникла стойкая непереносимость официального образования.

Я вообще-то занималась наукой – нейрофизиологией. Работала в Институте экспериментальной медицины: мы исследовали мозг. Так что я про него кое-чего понимаю. И эти мои знания о мозге потом очень пригодились для «Взмаха». Но тогда, чтобы помочь своей дочери, сменила профессию – пошла работать в школу, которая считалась очень продвинутой. Перетянула туда ребенка.

Елена Морозова, директор частной школы «Взмах»
Но потом поняла: эта школа – тоже не то, что нам нужно. И мы стали просто искать хороших правильных учителей – историков, математиков. Не школу, а людей. Решили учиться сами, на дому.

Таких как мы, неприкаянных детей и родителей набралось еще несколько. И мы создали для самих себя что-то вроде семейного класса. И это оказалось так востребовано, что скоро класс у нас оказался не один, а после и вовсе все они перестали быть семейными.
Обучая свою дочь чтению еще до школы, я придумала методику, которая, в частности, позволяет любого ребенка научить читать недели за две. Методика также оказалась востребованной: научить своего ребенка читать легко и безболезненно захотели и другие родители. Хватило нескольких объявлениях на столбах! И мы организовали курсы для дошкольников. Подготовили шестилеток и провели выпускной – отправили в школы. А они к нам из школ… вернулись. Наши дети уже умели читать, считать и писать, а их сверстники в первом классе ничего этого не могли и только собирались начинать все изучать с нуля. Родители попросили: «Давайте, вы будете учить нас и дальше. Куда мы пойдем теперь, такие умные?»

Так вокруг нас стали собираться дети – и дошкольники, и постарше. Сначала отдельные классы – те, что собирались сами. Как правило, начальные, до 5-6-го. Но нам было интересно работать и с подростками. И тогда мы решили открыть бизнес-курсы. Все тогда хотели стать предпринимателями. Дали всего два объявления – одно в газете, другое на радио. Ожидали, что придет человек двадцать. А пришло двести! Курсы быстро переросли в школу: наши ученики, вслед за первоклашками, стали уходить из своих школ. Говорили: мы зря время теряем, да и тоскливо там. За два часа на ваших курсах мы получаем больше, чем там за месяц. Так и пришлось нам, как ответственным людям, организовывать уже настоящую школу. Учить наших учеников не только бизнесу и информатике, но и математике, и русскому языку, и всем остальным школьным премудростям. Нельзя же было оставлять будущих предпринимателей необразованными.
1996 год
2006 год
2003-2004 г.г.
Надо отметить, что родителей тогда совершенно не смущало отсутствие у нашей школы не то что лицензии, но и постоянного помещения. Настолько высок был спрос на что-то живое! На людей, которые искренне интересовались детьми.

Можно сказать, что нам повезло: мы появились в нужное время в нужном месте. Очень скоро у нас уже было больше ста учеников. С тех пор происходило всякое, в том числе и всевозможные кризисы – а дело наше, как видите, живет. Сейчас у нас около пятисот детей – две школы на юге и севере города и пять детских садов.
Опыт школы«Взмах»

В школе «Взмах» не любят маленьких классов. Оптимальное число 20-22 человека. Во «Взмахе» считают, если делать классы маленькими – по 5-6 человек, как во многих других частных школах, то в детском коллективе не будет жизни, здоровой движухи, а у ребят – стимулов к внутреннему росту. В «многолюдных» классах учиться не скучно.
Вы обмолвились, что раньше изучали мозг. Можете привести пару примеров, как применили эти знания в своей школе?
— Есть определенные этапы развития мозга. И нет смысла требовать от ребенка того, к чему он еще не готов. Например, физике в России начинают учить с 7 класса. Я помню свои собственные мытарства с этим предметом. Я хорошо училась, но в физике до определенного момента ничего не понимала. Знала все формулы, но не понимала, какую из них куда подставить. Позже поняла, почему. И сегодня я уверена, что серьезно учить детей физике с 7 класса нет никакого смысла. Многие дети не проявляют такого упорства, как в свое время я, они быстро делают вывод: это слишком непонятно, не для меня. И уже к 8-му классу половина детей полностью разочарована в физике. А к половине восьмого – и в химии. Кстати, школьная физика, да и химия тоже часто не имеют никакого отношения к жизни. Набор формул, за которыми для многих детей, ничего не стоит.
И все потому, что всякое абстрактное знание становится доступно ребенку только на определенном этапе развития мозга. У большинства – классу к 9-му. А до этого ребенок воспринимает мир предметно, конкретно. Он может проводить опыты, измерять, считать, делать выводы. Но оперировать абстрактными понятиями, понимать формулы, графики способны далеко не все дети этого возраста. Поэтому у нас в школе физика, конечно, есть и в 7, и в 8 классе, но мы стараемся минимизировать ее абстрактность. Максимально работать с конкретными предметами и явлениями, которых в физике больше, чем достаточно. И это ребятам интересно. Решаем и задачи, но больше качественные и те, где все можно себе представить, увидеть. Обычно и об астрономии мы в этом возрасте им рассказываем, а не в 11-м классе, когда им уже совсем не до этого. А вот в 9 классе дети у нас начинают проходить физику всерьез – с графиками, со всеми выводами и доказательствами, с серьезными задачами. А до этого им должно захотеться настоящей физики, и они должны к ней быть готовы.

С другой стороны, география, наоборот, начинается в школах с 5 класса, преподаватель подходит к сути предмета медленно и размеренно: «Наука география изучает то-то и то-то…». Но дети ведь не в вакууме живут, и к 5 классу многие уже посетили немало стран – часто больше, чем сам учитель. Они прекрасно осведомлены и о космосе, и о вулканах, и о ледниках. От такого запаздывающего преподавания в голове у ребенка тоже срабатывает выключатель – это не о том, что действительно интересно! На подобном уроке ученик засыпает.

С маленькими детьми свои проблемы. В школах их сначала зачем–то учат буквам – абстрактным символам, объясняют, что вот эта закорючка означает А, а эта – Б. Ребенок не понимает, чего от него хотят. И если вдуматься, это, действительно, китайская грамота. Зато если мы строим занятия так, чтобы на первом же ребенок мог прочитать несколько простых слов – все становится на свои места, становится понятно, для чего они нужны, эти странные символы. И тогда они и запоминаются гораздо быстрее и удовольствия этот процесс приносит больше.
Кстати, если перед нормальным ребенком лет 4-х положить крупно написанные слова мама и папа, и спросить: на какой карточке написано «мама», он, даже не будучи знаком с буквами, покажет правильное слово, практически наверняка. Это про то, что дети все равно не в вакууме живут. И образы слов в их осознании уже существуют. А вот если им долго и занудно что-то объяснять, они, скорее всего, будут напуганы этим процессом. Не приспособлены маленькие дети к такому обучению. Часто, когда родители пытаются таким образом их учить, дети просто плачут, начинают ненавидеть учебу, и это создает им трудности в школе.
Опыт школы«Взмах»

В школе существуют уроки каллиграфии, на которых детям помогают вырабатывать красивый почерк.
Почему вы ввели у себя уроки каллиграфии?
— Мелкая моторика очень важная штука, позитивно влияющая на развитие мозга. Сейчас дети почти ничего не делают руками – только кнопки нажимают. Никто не заправляет кровать, не подметает, не моет посуду (для этого есть посудомоечная машина), не ходит в магазин (родители сразу покупают все продукты на неделю в гипермаркете). В результате дети становятся совершенно безрукими. Часто в 3 классе ребенок ровно разрезать ничего не может. Поэтому у нас в программе не только каллиграфия, но и лепка (из пластилина или из воска), и арт, и дополнительные кружковые занятия – вязание, гончарное дело…
Новый переходный возраст – от 9 до 23 лет
Расскажите про те самые кризисы-горки. Когда работать во «Взмахе» было тяжелее всего, а когда интереснее?
— Пожалуй, интереснее всего было вначале. Потому что все было внове и для нас, и для рынка, и на это новое существовал колоссальный запрос. К нам на курсы бизнеса пришли ребята, которые искренне со страшной силой хотели учиться. Их не надо было мотивировать. Тогда уже появились кооперативы, многие хотели заниматься частным предпринимательством. И дети, и родители чувствовали в этом перспективу. Это был некомфортный и сложный, но бодрый и энергичный период. Мы имели очень благодарную аудиторию. Никого не надо было уговаривать. Все было просто, естественно.

Большим и очень важным периодом стало время обретения своего здания. Правда, и нам, и родителям учеников пришлось немало потрудиться, чтобы в этом здании можно было учить детей: вместе делали ремонт, вставляли окна, двери, красили стены.

Что же касается кризисов, то нелегко пришлось в 1998 году. Но мы никогда не были «про деньги», поэтому так и говорили родителям: «Мы все понимаем. Платите, сколько сможете». И потеряли тогда очень немного детей. Через все кризисы мы проходили вместе: преподаватели, родители и дети. Очень чувствовалась наша общность. Мы все были заодно.
Дети сильно менялись за эти 30 лет?
— Они меняются каждые лет пять. Когда один из наших первых выпускников спустя какое-то время пришел посмотреть, как школа живет, он сказал: «Мы были ковбоями, а сейчас здесь учатся леди и джентльмены». Раньше, хоть это и были лихие 90-е годы, родители не боялись отпускать от себя детей. А сами дети были самодостаточными, взрослыми. Да, они считали, что ни литература, ни физика им в будущем не понадобятся, но учили эти предметы потому, что было интересно, и из уважения к учителям, которые у нас всегда были потрясающими. Зато с удовольствием изучали экономику, английский язык – эти предметы казались самыми необходимыми.

Потом, к 2000 году мы обратили внимание на возрождение интереса к гуманитарным дисциплинам – литературе, истории. Мы даже открыли гуманитарные классы с изучением древних языков, ввели несколько иностранных. Еще несколько лет назад это никому не было интересно. Дети вновь стали писать – и стихи, и прозу. У нас появились газета, литературный альманах.
Одна из последних тенденций – появился запрос на науку. К нам приходят ребята, которые осознанно хотят после школы поступать туда, где их сделают учеными. Физиками, химиками, биотехнологами…
Из тревожных тенденций – все ухудшающееся владение русским языком. Мы в какой-то момент заметили, что наши старшие дети порой по-английски говорят легче и охотнее, чем на русском. А пяти- шестиклассники не понимают значения многих слов. Стали тут читать с ними Брэдбери – выяснили, что половины не понимают. Решили выделять желтым незнакомые слова – почти вся страница оказалась желтой. Плохо, что при этом у них даже нет интуитивного чувствования языка. Например, ты никогда не слышал термина «звездные скопления», но интуитивно понимаешь, что это значит. А дети совершенно игнорируют слово «звездные» и думают, что «скопления» - от слова «копить» - то есть это что-то про финансы.

Прямо беда – обществу, школам надо с этим что-то делать. У нас в школе «Взмах» к пятому-шестому классу дети уже несколько десятков спектаклей посмотрели, сами в театре играют, чтение – главная точка тревоги и заботы, начиная с дошкольного возраста.
А вот в нашем северном филиале, где в этом году все дети оказались новыми, у ребят из 5-6-х классов техника чтения – по 50 – 60 слов в минуту. Пришлось с ними работать так же, как с нашими первоклашками – целую программу вводить.
Опыт школы«Взмах»

В классных аудиториях Начальной школы есть уголки для отдыха, на уроке активно используются игровые технологии, а на переменах проходят активные игры и танцевальные флэшмобы. Кстати, в расписании кроме обязательных ежедневных предметов – русский язык, математика, английский язык, спорт – и робототехника, и игротренинг, и английский театр, и один из любимых – проект!
Еще одно наблюдение (которое вполне согласуется с выводами современной науки) – изменились границы подросткового возраста. Они расширились лет с 9 и до 23. Когда-то считалось, что человек становится зрелым и способным строить взрослую жизнь с 14 лет, потом – с 18-ти, сейчас – с 23-х. А молодость теперь длится до 40 лет с лишним. В этом нет ничего пугающего. Ведь продолжительность жизни тоже растет. Человечеству надо учиться жить в перспективе до 130-150 лет. И это ужасно интересные вызовы. Например, что делать до 23-х лет с детьми – такими большими, но беспомощными? А с другой стороны, сейчас есть и такое понятие как «ранний подросток» - уже в 8-9 лет дети мучаются проблемами, которые раньше становились актуальными только в 14-15.

Так, уже в 3-4 классах у детей возникают и расовые вопросы, и имущественные. Или, например, такой: «Почему я должен, если я не хочу? что мне это даст? зачем это?». Вообще, современный подросток, и это очень здорово, не такой застроенный, как когда-то, если, конечно, он не продукт «сильных гимназий». И педагогам приходится с ними обо всем говорить всерьез. Аргументировать, убеждать. Просто на одном «надо» и «ты должен» современный подросток не строится.

Так вот, кто-то уже в 9-10 лет мечется между проблемами смерти и вечной жизни, справедливости и имущественного неравенства, а кто-то и в 14 об этом не задумывается – эти вопросы к нему, может, только после 20-ти придут. И такая дифференциация проявляется все сильнее. Скоро, наверное, придется формировать классы не по возрасту, а вот по этому признаку – ментальная зрелость и осознанность – как-то тестировать детей. И, кстати, это очень гуманно.

Родители часто пугаются от того, что их дети в 1 классе усваивают что-то медленнее, чем их сверстники. Не показывают каких-то блестящих результатов. Некоторые даже начинают ребенка лечить, закладывают ему в голову, что он недостаточно хорош, чуть ли не болен. И от осознания этого у маленького человека дальше жизнь становится неуспешной. А если не пугаться и дать первокласснику развиваться естественно, то к 3 классу проблемы уйдут. Он будет ничуть не хуже детей, которые начали читать в 4 года. Мы у себя в школе стараемся до определенного возраста не давать детям понять, кто тут в классе умный, а кто нет. Тем более, что все это неправда. Все равно каждый чем-то своим силен и интересен. У кого-то логика развита, у кого-то творческие способности, сопереживание другим людям. Очень важно развивать в каждом из них то, что находится в дефиците. Поощрять то, что в ресурсе и ни в коем случае их не закомплексовать.
Опыт школы«Взмах»

В младших классах у ребят два классных руководителя, один из которых основное время уделяет совместной с детьми проектной деятельности, помогает готовить спектакли, писать рефераты и научные работы. Предметы также ведет не один учитель. Уже в Начальной школе есть «предметники». Кстати, класс может делиться на группы не только на английском языке или «втором» иностранном, но и на математике или русском – на столько групп, сколько необходимо для продуктивной работы.
Вредны ли гаджеты?
А в гаджетах вы беды не видите? У детей сегодня клиповое сознание, короткая память…
— Родители часто нам говорят: «Отберите у детей гаджеты». Зачем? Через какое-то время гаджет будет для каждого – как третья рука. Появился дополнительный ресурс – зачем его отвергать? А что-то дурное при желании можно и в журнале увидеть, и в телевизоре – не обязательно искать это в интернете. Мы считаем, дети должны воспринимать гаджеты и прочие научные новшества как что-то, естественно присутствующее в их жизни, а не как нечто, отвлекающее от серьезных дел. Наши преподаватели на уроках могут сказать: посмотрите, что об этом пишут в википедии? А какие еще значения есть у этого слова? Что значит это понятие? Не знаете? Погуглите прямо сейчас! Если ребенку интересно то, о чем мы говорим, он и гаджет будет использовать «для». У наших учеников и информатика, и робототехника есть. Обязательно в недалеком будущем появятся и 3д-принтеры.
Маленький заводик собираетесь открыть?
— Мы хотим, чтобы дети имели возможность что-то придумать и сразу, сами, именно это – создать! А не в магазине искать что-то похожее. Это совершенно особое творчество. Все, что способен придумать, можно и создать!
Что-то вроде уроков труда? Есть у вас в программе такие уроки?
— Как таковых нет, потому что у наших ребят все время урок труда. Они постоянно что-то делают: рисуют газету, оформляют классы, чертят, пишут, программируют… особенно в бизнес-школе – так мы позиционируем наши старшие классы. Как в крестьянских хозяйствах дети с пятилетнего возраста доят корову, так наши ребята с малолетства учатся бизнесу. Например, мы вместе с ними придумываем рекламные объявления про свою школу, готовим акции к 30-летию, и экологические, и благотворительные. Смешно и странно было бы только два часа в неделю трудиться. Поэтому мы не обособляем труд, как отдельный предмет – это просто часть нашей жизни.
А с подростками вы по-прежнему ладите? Это же,наверное, самый трудный возраст?
— Подростки – это самый любимый наш возраст! На них вся школа держится. Вернее, мы с ними вместе ее строим. Подростки лучше всего чувствуют время. В них море энергии, чувств, драйва. А проблемы возникают от недопонимания, взаимного недоверия. Подростки хорошо чувствуют фальшь, равнодушие, требуют уважения к себе. И мы уважаем их за это. Стараемся окружать искренними и неравнодушными людьми – интересными взрослыми, такими, которые не просто предмет знают, живут активно, увлекаются многим. Многие наши выпускники остаются со многими взрослыми настоящими друзьями. Ну и то, что мы вместе с ними делаем дело, тоже очень помогает. Понимаете, не учим, как делать дело, а вместе его делаем!

И газету, и театр школьный, и конференции совместные, на которых выступают и ребята, и взрослые. На равных. И деловые игры, и всевозможные проекты. Часто бывает, что лидирует проект или, например, службу на игре – старшеклассник, а работают в службе и ребята помладше, и взрослые. Не все из взрослых, те кто не экономисты, хорошо в экономике разбираются. В школе целая инфраструктура придумана для того, чтобы подросткам было интереснее включаться во всевозможную деятельность – построена своя экономическая система: банк, который учитывает все заслуги и «антизаслуги», биржа, акции, учебные предприятия, которые сами ребята организовывают, а взрослые им азартно помогают. Нет разделения на тех, кто выдает задания и контролирует, ставит оценки, и тех, кто строится и выполняет. Тем и ценна проектная работа. Все – вместе. И учимся друг у друга. У нынешних подростков очень есть чему поучиться.
Опыт школы«Взмах»

В этой платной школе дети настоящие трудяги. Уже в младших классах они участвуют в оформлении своих кабинетов, а в старших классах – делают свой дизайн-проект и самостоятельно создают интерьер. Да-да! И обои клеят, и двери перекрашивают. Материалы закупают, сами придумывают декор, создают мягкие зоны на полу и подоконниках, даже потолок не оставляют без внимания!
Как родители губят детей
А родители со временем как меняются?
— У нас платная школа, но мы никогда не стремились быть школой для олигархов. Обычно к нам приходят не самые богатые люди. Интеллигенты. Первые годы они так и говорили: сначала откладываем на школу, потом – на что хватит, главное – образование! Совсем нередко родители отдавали на это последние деньги. Был период, когда стали появляться люди с цепями на шеях. Этим мы вынуждены были объяснять, что не будем строиться по подоконникам и выполнять их команды только потому, что у них много денег. Потом, когда все уже стали неплохо жить, настал новый этап – родители начали задавать нам вопросы: почему у вас в классах так много детей, а в туалетах нет «золотых унитазов»? В школу стали приходить родители, которые ищут для своих детей чего-то самого-самого, но не для их развития, и даже не для комфорта. Для «вау». И вот это совершенно не наш формат. Мы принципиально вкладываем деньги не в золотые унитазы, а в преподавателей. В то, чтобы их в школе было много, и предметников, и классных мам и пап, и творческих педагогов и компьютерщиков, и музыкантов… Важно, чтобы дети в школе были заняты с утра и до вечера, и на каждый детский интерес нашелся заинтересованный взрослый.
То есть «качество родителей» ухудшается?
— Это сложный вопрос. Родителей, которые осознанно и последовательно заботятся о детях, становится больше. Но заботу они понимают по-разному. Кому-то кажется, раз он отдал ребенка в хорошую школу, то все – с него взятки гладки. Но ребенок все равно многое берет из семьи. И если он видит там, например, презрение не только к книге, но и к другим людям, то этого не переломить школе. Это вы, родители, должны себя переломить, взять в руки книгу, если хотите, чтобы дети зачитали, согласиться, что и других людей есть за что уважать, даже если у них и не такой большой дом.

Есть родители, у которых реально очень мало времени. А есть те, кто, наоборот, от избытка свободного времени стараются контролировать абсолютно все. Спрашивают педагогов: вот, вы задали такое-то упражнение, мне не понятно… Мы отвечаем: но ведь его задали ребенку, а не вам. Однако они убеждены, что все должны проверить и проконтролировать. На мой взгляд, гораздо полезнее потратить это время на общение – рассказать, как дела у вас на работе, поговорить о планах ребенка, помечтать вместе.

Печально, когда родители считают, что вся жизнь их детей должна проходить под жестким контролем. Некоторые настойчиво просят учителей быть с их детьми построже: «Вы его заставьте, и построже. Не надо нам никакого творчества, нам ЕГЭ сдавать. Пусть сидит и работает. Не может? Заставьте!». Если в начале 90-х мамы и папы просили дать детям побольше жизни, то теперь иногда просят заковать в кандалы. К сожалению, эта тенденция идет и из министерства образования. Например, по просьбе преподавателей литературы вернули сочинение на экзаменах. Но это уже не то сочинение, которое было раньше, когда ученик свободно излагал свои мысли. Теперь оно должно строиться по четкому плану: вступление, 2 аргумента и так далее. Причем даже количество слов жестко регламентировано. Утверждается что такая унификация необходима, чтобы избежать произвола проверяющих, необъективности…Понятно. Но почему этот продукт продолжает называться сочинением? И какое отношение это имеет к литературе?
Ненужную информацию надо уметь забывать
Время сегодня быстрое, спрессованное. Вы это учитываете? По идее, надо все больше знаний впихивать в ребенка за те же 10 лет, чтобы он не отстал.
— Такой необходимости – вложить в ребенка прямо все, начиная от азбуки и заканчивая квантовой механикой – точно нет. Хотя государственная школьная система стремится сделать именно так. Это можно сравнить с некой платой, которую встраивают в головы ученикам, и все они должны обладать примерно одинаковым и очень значительным набором знаний. Но сегодня совсем не обязательно иметь внутри головы гигабайты информации. Вся она есть на внешних носителях. И с их помощью можно очень быстро не только получить необходимую информацию, но и быстро нарастить свои компетенции в любой сфере.

Важно научить ребенка находить и извлекать информацию, уметь с ней работать – усваивать быстро непростые алгоритмы и понятия. И еще очень важно уметь старую отжившую информацию забывать, потому что она только мешает учиться новому. Так что главная задача преподавателей – научить детей учиться. Этого не хочет понимать современная система обучения.
Опыт школы«Взмах»

Ученик, не сдавший сессию или имеющий двойки при так называемой аттестации, может быть отчислен или оставлен на второй год. Отчисляют и нарушителей сухого закона и курильщиков. Потому что так прописано в законодательстве школы. А оно принималось всеобщим голосованием на «Лидер-группе». А вот за цвет волос или особенности одежды – никогда!
Что, так прямо и отчисляете? А если ребенку трудно учиться?
— Мы отчисляем не тех, кому трудно учиться, а тех, кто не желает делать то, что ему под силу, и то, что от него зависит. Если трудно – всегда поможем, а когда перед человеком все возможности и ресурсы, а он не хочет за ними наклониться... Это совсем другое дело.
А школьной формы у вас почему нет?
— Потому что у нас нет задачи сделать детей одинаковыми, нам ничуть не мешает, когда они яркие и разные, такие, как сами хотят. Мы – за свободу самовыражения. И знаете, злоупотреблений как-то не случается: старшеклассники в нашей школе – это вполне адекватные люди, которые прекрасно понимают, где и в чем можно ходить, как и чем привлечь внимание… Просто нужно больше доверять своим же ученикам.
В школе должны работать молодые мужчины
Детей и родителей обсудили, а что с учителями? Вы снимаете «сливки»? Переманиваете, перекупаете их? Или набираете студентов?
— Сейчас, с каждым годом становится все меньше дееспособных людей. Не тех, кого обучили простым действиям или дали, как теперь говорят, скрипты, алгоритмы действий, а тех, кто сам что-то может делать. Это колоссальная проблема – найти человека, умеющего самостоятельно думать, придумывать, решать. Худшие в этом смысле – педагоги. В педагогических вузах им словно встраивают те самые платы, а еще и множество ограничителей. Это я шучу, конечно, но грустно шучу.

Мы не проводим многоступенчатые собеседования. На мой взгляд, это абсолютно ничего не дает. Иногда человек может на собеседовании выглядеть замечательно и потом ничего не стоить. И наоборот, он тихий и скромный, поэтому и не раскрывается с первого раза. Так что мы смело приглашаем новичков на стажировку, на испытательный срок. И бывает, пройдет несколько месяцев, пока поймем, наш ли это человек и потянет ли он. Мы просеиваем, ищем действительно золотых людей, потому что на них должна держаться школа. Нам важно, чтобы это был живой человек, чтобы он любил свое дело, любил детей, был готов с ними общаться по-человечески. Методике мы его научим, да и сам он научится. У нас очень есть у кого поучиться и на что посмотреть.
А вот «сливки» у нас как раз не всегда уживаются. Мы не любим преподавателей-звезд, которые носят себя и требуют, чтобы им создали условия - сделали так, чтобы дети сидели и им внимали. Как правило, суперский, по нынешним меркам, преподаватель – это тот, кто может «втюхать» все, что угодно, главное, чтобы аудитория не сопротивлялась. А мы думаем, что она как раз должна сопротивляться. Дети преподавателям должны задавать вопросы, спорить с ними. Создавать свои собственные майнд-карты, пытаться на собственные полочки все раскладывать… только тогда они получают полезные знания, а не скопированные монографии в головах. Мы ищем сильных преподавателей, но нашего склада. Нам важно, чтобы любой ребенок всегда мог подойти к ним - пообщаться, узнать что-то для себя, в том числе о том, как живут взрослые. У нас взрослые и дети много общаются и вне уроков. Проекты совместные проводят, конференции организуют. Дети взрослые, а преподаватели – молодые. Часто детей от взрослых и не отличить. Заглянешь в аудиторию и не сразу поймешь, где кто. Все свободно одеты, свободно себя ведут, все что-то делают.
Молодых преподавателей в школе у нас очень много. Потому еще, что их быстрее можно обратить в нашу веру. Но тоже далеко не всех. Некоторые уже в 30 лет не говорят, а декларируют. Считают, что все им должны, дети – безусловно. Ведь их учили в вузе, они дипломированные специалисты, как это кто-то может думать иначе? Дети, науки, школа совершенно им неинтересны.

Но если человек, что называется, попал в школу «Взмах», то, как правило, это надолго. Сюда приходят семьями, приводят, мужей, детей – потому что иначе очень трудно объяснить дома, например, что мы тут все делаем до глубокой ночи.
Опыт школы«Взмах»

Директор школы Елена Морозова сидит не в пафосном кабинете с приемной и секретаршей, а в небольшой комнатке без отдельного входа, попасть в которую можно только через обычный учебный класс. Почему? Важно быть ближе к происходящему, говорят в школе.
Обратил внимание, что во «Взмахе» много молодых мужчин.
— У нас процентов 35-40 преподавателей – мужчины.
По нынешним временам удивительно.
— В школе обязательно должны быть мужчины. И должна быть молодежь. Детям нужны старшие братья. Когда мы только начинали, мы были для детей такими же старшими братьями и сестрами. И это было самое золотое время, потому что дети нам верили безоговорочно. А потом в какой-то момент мы заметили, что превратились для них в родителей (просто в силу своего возраста), и они совсем по-другому стали нас слышать, начали фильтровать наши слова. И я всегда забочусь, чтобы в школе была качественная молодежная преподавательская тусовка. Она решает свою коммуникативную задачу – в молодых преподавателях много энергии, а детям всегда заманчиво иметь старшего друга. Но должны быть и пожилые люди. Вот у нас есть пожилой преподаватель информатики. Он ходит с палочкой. Дети тянутся к нему как к дедушке.
Школьный коллектив – это микрокосм. В нем должны быть люди разных возрастов. Иногда приходит человек на собеседование и говорит смущенно, «Простите, но мне уже 55 лет», я отвечаю «А мне 60, и я очень позитивно отношусь к своему возрасту. Важно, что вы можете и хотите. Давайте по делу поговорим».
Раньше, до революции, в основном мужчины и были школьными преподавателями. А сегодня в школах их почти нет. Это, по-вашему, чем-то чревато?
— Конечно, чревато. Наш мозг строит себя, ориентируясь на модели, зачастую неосознанно. Чтобы человек мог создать свою идентичность, он должен видеть разные стили поведения, людей разных возрастов, с разными проявлениями, чтобы и самому себе позволить быть разным. Вот есть замечательный лектор, но он не мой, а другого, который пусть и не так красноречив, я хорошо понимаю. Более того, и мужчины должны быть разные. И брутальные, и чувствительные, и творческие, и заботливые. Когда мальчик и папу не видит, и в школе одни дамы вокруг, все мужские образы для него – только из телевизора.
У нас в школе «Взмах» никогда не бывает, чтобы в классе какой-то предмет читал один преподаватель. Обычно это целая команда – одному ребенку комфортнее с одним, другому с другим. А мальчишкам очень часто комфортно с мужчинами. У них своя логика и организация мозга. Женщине зачастую не дать того, что нужно мальчишке. Ну и, конечно, обязательно должно воспитываться уважение к мужчине, к той внутренней силе, которая в нем есть. Потому что сегодняшняя феминизация, может, конечно, и несет какие-то свои радости, но нерадостей в ней – больше.
ЕГЭ – экзамен для приспособленцев?
Не могу не спросить про ЕГЭ. Вы своих учеников натаскиваете на эти тесты?
— Конечно, натаскиваем. ЕГЭ – это определенная технология. У нас в школе работают потрясающие историки, которые умеют увлечь любого ученика. Но, оказалось, что наши любящие и прекрасно знающие историю ребята очень слабо написали первые тесты ЕГЭ. Потому что ЕГЭ – это не про знание истории, а про умение ставить галочки в нужных местах. И когда ученику говорят «если ты умный, то хорошо напишешь ЕГЭ» - это неправда. Надо понять логику каждого такого экзамена. Если эту криптографию не освоить, ты ни за что эти тесты хорошо не напишешь. Напишешь максимум процентов на 70. А чтобы поступить в приличный вуз, надо набрать больше 80 баллов. А после 70-75 каждый балл дается потом и кровью.
Можно сказать, подготовка к ЕГЭ – отдельная наука. В ней есть свои плюсы: это тестирование приучает человека к системе, к существующему порядку, к жизни в сегодняшнем обществе – к умению не сказать все, что знаешь, а сказать то, о чем тебя спрашивают. Этот навык небесполезен. Я обычно говорю детям: «Отнеситесь к ЕГЭ с уважением. Обойти этот экзамен нельзя. Государственная система хочет вас протестировать таким способом, она имеет на это право.» Важно, чтобы школы не подменяли образование подготовкой к сдаче ЕГЭ. Это две разные задачи, и ни одной нельзя пренебречь.

Но и сам экзамен год от года умнеет. И на сайтах подготовки к нему теперь честно предупреждают учеников: если ты не учился в спецшколе и не готовился с репетитором, то тебе не стоит даже браться за вопросы из раздела С, - только потеряешь время. Лучше ограничиться вопросами из первой части, вот если останется время – посмотри, подумай… Раздел С в сегодняшних экзаменах проверяет человека на наличие научного мышления и для того чтобы достойно справиться с ним, нужно обладать хорошим арсеналом знаний и быть готовым нестандартно их применять. Поэтому не правы родители, которые говорят: «Закуйте ребенка в ошейник, чтобы зубрил и потом смог сдать ЕГЭ». Чтобы получить высокие баллы в сегодняшнем ЕГЭ, натаскивания и зубрежки недостаточно. Надо очень хорошо соображать. А этому точно нельзя научиться в ошейнике.
ПУБЛИКУЕТСЯ НА ПРАВАХ РЕКЛАМЫ

Автор текста: Максим Сидоров
Фотографии предоставлены частной школой «Взмах»


Просмотров: 1711