ПоделитьсяВладимиру Путину ушло письмо от просвещенной интеллигенции. Мастера культуры, науки и образования просят гаранта не трогать закон об образовании введением «лицензий на просвещение». Ибо ниже дно, и Горький тут ни при чем.
Представители сферы культуры, образования и науки России, осуществляющие просветительскую деятельность на территории нашей страны, обеспокоены будущим и культуры, и образования, и науки. Причиной стал принятый Госдумой в первом чтении законопроект «О внесении изменений в Федеральный закон «Об образовании в РФ», который, в частности, делает обязательной государственную проверку «просветительских программ».
8 февраля больше 1 000 российских профессионалов в сфере просветительства опубликовали открытое письмо к властям с требованием отклонить принятие поправок, так как они создают «предпосылки для репрессивного и цензурирующего регулирования». 9 февраля детали законодательной инициативы должен рассмотреть комитет Госдумы по образованию и науке во главе с внуком Вячеслава Молотова Вячеславом Никоновым. Уже 10 февраля законопроект может пройти второе чтение.
Соавтор законопроекта, депутат «Единой России» от Свердловской области Дмитрий Альшевских, ранее поделился с «Фонтанкой» своими доводами за принятие новых норм, уничтожающих на корню «антироссийскую пропаганду» под видом «просветительской деятельности». «Определённые силы пытаются внедрить Бандеру», — в частности, пояснял «народный избранник».
Авторы открытого письма президенту Путину, премьеру Мишустину, спикеру Госдумы Володину и всем авторам нашумевшего законопроекта и сами не чужды постпостмодернизма в искусстве, но в данном случае единодушны: мудрить тут нечего, мы все ближе к мракобесию и патологиям, которые лучше пресекать на корню.
Работать станет сложнее
Энтузиасты развития независимой культурной среды уверены, что нормы регулирования просветительской деятельности усложнят работу организаторов выставок, лекций, паблик-токов и всевозможных дискуссий.
«Сейчас нет требований к согласованию выставочных проектов и просветительской части к ним — лекций, семинаров, встреч, за исключением тех случаев, когда проект финансируется за счет государственных грантов», — говорит о текущем положении дел директор Музея стрит-арта Татьяна Пинчук.
Сооснователи проекта Big City Art, проводящего арт-завтраки с лекциями по искусству и экскурсии, Наталья Карасёва и Елизавета Зиновьева опасаются нечеткости механизмов получения лицензии, отсутствия перечня документов для этого и, что немаловажно, стоимости всей процедуры.
«Лицензию будет получить фактически невозможно из-за её стоимости и бюрократических сложностей. И, соответственно, наша деятельность окажется вне закона», — опасаются они.
Кроме того, игроки рынка независимого просвещения в целом не могут понять, что именно им придется лицензировать.
«Из законопроекта неясно, что же конкретно включает в себя «просветительская деятельность», — удивляются в Big City Art. — Одно дело — получить лицензию на образовательный центр, другое — на камерные встречи и ведение блога».
Искусствовед Анастасия Пронина тоже видит расплывчатость формулировок в законопроекте.
«Опять чиновничий аппарат получает дополнительные рычаги давления и регулирования, а те, кто занимается просветительской деятельностью, попадают в сложную ситуацию, — говорит куратор. — Если закон примут, возникнут проблемы с согласованием тем, заявленных спикерами, и мы обязаны будем заключать договора на проведение всех лекций и паблик-токов. Для «Бенуа 1890» (общественное пространство. — Прим. ред.) лекционная деятельность носит просветительский характер, посещение мероприятий бесплатно. В период пандемии мы ввели символическую стоимость, чтобы регулировать посещаемость. Наш проект популяризирует современное искусство в спальном районе Петербурга, думаю, и так понятно, что это непросто, и мы благодарны всем лекторам, которые работают с нашей аудиторией совершенно бесплатно».
Куратор Лизавета Матвеева отмечает, что отдельным пунктом в законопроекте выделены партнерство и привлечение иностранных специалистов — на это тоже придется получать специальные разрешения.
«Это очередной виток маниакального стремления нашего государства истребить какое-либо присутствие иностранных коллег и, о боже, распространение «их» ценностей и информации, — уверена Лизавета Матвеева. — Моя сфера деятельности не может функционировать без общения с иностранными коллегами, без двустороннего обмена опытом — культура и искусство не могут существовать в изоляции, у нас уже был такой опыт, и ни к чему хорошему он не привел».
Где цензура порылась?
«Чем более расплывчат закон, тем более он репрессивен, — делится своим опытом Лизавета Матвеева. — Сейчас контроль осуществляется в корректирующей форме, но есть опасения, что этим законопроектом и последующими подзаконными актами может быть введено предупреждающее регулирование, требующее согласования просветительских материалов до их публикации, а это и есть самая настоящая цензура».
«Все может развернуться так, что рассказ о полотнах Энди Уорхола сочтут пропагандой западного образа жизни, — говорят Наталья Карасёва и Елизавета Зиновьева. — Абсурдно, но не исключено». По словам организаторов неформальных культурных мероприятий, в области современного искусства цензура может проявиться еще легче. «Это может коснуться проектов, критикующих власть художественными средствами, или проектов, созданных в содружестве с иностранными коллегами», — приводят девушки примеры.
«Если культурные институции будут обязаны согласовывать с государством каждый выставочный проект с культурной программой, то реализация любого проекта превратится в бюрократический ад, — согласна Татьяна Пинчук. — Кроме того, не ясно, насколько широкими будут полномочия контролирующих органов. Если тема выставки или содержание лекции им не понравится — они просто запретят их проводить, так получается?»
«Просветители рассказывают ведь и про закон Ома, — ужасается историк Лев Лурье. — Встаёт вопрос: а не выпячивают ли они при этом заслуги иностранных учёных? Может быть, они недооценивают достижения новосибирских вирусологов из центра «Вектор»? В естественных науках тоже нужен баланс! Соответственно, сейчас нужно развернуть подготовку этих методистов. Отставные офицеры справятся. Политработники. Если, не дай Бог, Макаров не будет переизбран в ЗакС, он вполне мог бы ходить на такие мероприятия, ведь он чувствует, где есть блокадный ген, а где нет. Он мог бы и сам вести такие мероприятия, но контроль главнее».
Кто попадет под действие закона?
Никто толком не считал, сколько независимых образовательных площадок существует сегодня в России. Ясно, что до последнего момента это направление развивалось достаточно динамично. Есть профессиональные образовательные платформы и школы, а есть «клубы по интересам». «Встречи и лекции также проводятся в книжных магазинах, библиотеках, кафе, независимых выставочных галереях и прочих местах», — перечисляет Лизавета Матвеева.
«Исходя из общих формулировок, можно сделать вывод, что выставочный проект, посвящённый творчеству отдельного художника, и демонстрация его произведений искусства подпадают под просветительскую деятельность, так как, демонстрируя творческий путь художника, так или иначе, осуществляется распространение информации об опыте и компетенции художника, — анализирует Татьяна Пинчук. — Наряду с реализацией выставочных проектов музеи, в том числе Музей стрит-арта, реализует и культурно-просветительские проекты, в рамках которых проводятся различные мероприятия: встречи, семинары, лекции. В рамках данных мероприятий распространяются знания об искусстве, а представители культурной среды делятся своим опытом и компетенцией. То есть деятельность музеев подпадает под определение просветительской деятельности, приведённой в законопроекте».
Все упрется в деньги
В открытом письме сказано: «Граждане России, в том числе незащищенные слои населения, лишатся возможности получать знания от высококвалифицированных специалистов на регулярной, часто безвозмездной, основе».
«Если организаторам и лекторам придется плодить и размножать бумажки, чтобы получить разрешение на проведение каждой своей разовой лекции в библиотеке или в кафе, проще вообще ничего не устраивать и ждать, пока в России наступят лучшие времена, — отвечает на вопрос «почему» Лизавета Матвеева. — Многие события организуются энтузиастами, профессионалами, увлеченными своим делом. Часто мероприятия проводятся бесплатно или за символическую плату — на них приходят слушатели, у которых нет возможности купить дорогой курс или времени пойти учиться, но они могут периодически ходить на лекции, чтобы узнать что-то новое, может, познакомиться и пообщаться с людьми. Разного рода просветительские мероприятия популярны и среди пожилых людей, для них это определенная форма досуга».
«Если коммерческие образовательные мероприятия просто вырастут в цене и часть аудитории «отвалится», то некоммерческие организаторы, скорее всего, сойдут с дистанции, так как не смогут потянуть расходы», — согласны Наталья Карасёва и Елизавета Зиновьева.
«Появляются люди, которые скажут тебе, что ты не правильно рассказываешь про ёжиков. «Ты не так, ******, про ёжиков рассказываешь!» — говорят тебе. «А если я пятьдесят тысяч дам, то я правильно буду про ёжиков рассказывать?» — уточняешь. «Ну, за пятьдесят вроде лучше, но за шестьдесят точно будет хороший рассказ про ёжиков», — вот и всё про этот закон», — категоричен Лев Лурье.
Чему учит история
«Увеличение количества бумажной работы никогда не помогало просвещению», — сразу выводит основную формулу директор Музея стрит-арта Татьяна Пинчук.
Примеры в истории, как конкретно ввести госконтроль, тоже есть. «Культурная революция в СССР на рубеже 1920–1930-х годов, — напоминает Лев Лурье. — Тогда все частные нэповские лавочки были поставлены под контроль. Стали государственными. Вошли в общую структуру. Из этого, в частности, появилось общество «Знание». Или времена Победоносцева, когда на всякое собрание приходил пристав и мог его закрыть».
«Нас тащат в средневековье. Или в СССР, — уверена сотрудник Русского музея, специалист по научно-просветительской деятельности музея Марина Рудина. — Там был прекрасно опробован этот опыт. Возникает стойкое ощущение мракобесия. Причём, с моей точки зрения, поток странной информации льётся отовсюду. В том числе, из федеральных и государственных телеканалов. Защита от экстремистских влияний? Так на это есть уже один закон. И почему опять в новом законе у нас появляется борьба с экстремизмом, я не понимаю. Видимо, это понятная формула: везде одни враги, мы должны от них защищаться. Всё принесём в жертву?»
«Мы же прекрасно относимся к подвигу Александра Матросова и Зои Космодемьянской, к Валентине Терешковой и Дмитрию Донскому, — вспоминает другие конкретные исторические примеры Лев Лурье. — Ничего плохого не ожидаем. Проблема в том, что у нас несовершенная цензура. Нет твёрдых указаний, например, является ли положительным персонажем Победоносцев или Маленков. И поэтому мы не знаем, чего ждать. Есть неопределённость. Мы боимся сказать положительно о Маленкове. Вдруг окажется, что он работал против нашей Родины».
Для этого, полагает Лурье, который ещё на старте конституционной реформы Путина говорил о неминуемости тотальной цензуры, и должны появиться «специальные люди». Те, кто или открыто, или под прикрытием будет посещать экскурсии и другие мероприятия, лекции, квесты. «Затем они будут писать записку начальству. Должны всё зафиксировать с помощью оперативной техники. Чтобы это не было голословно, — на ходу пишет новый антиутопический роман историк. — И окажется потом, что кто-то ругал Матросова. Значит, потребуется нормативный документ, где будет сказано, что Александра Матросова ругать нельзя. Ведь такое отношение к Матросову может нашептать враг, а просветитель мог не знать, что так нельзя. Надо оберечь просветителей!»
«Зачем они это делают?»
«Законопроект вобьет очередной гвоздь в гроб частных культурных институций России. Такое ощущение, что проводимая политика нацелена на то, чтобы образованных людей с широким кругозором было всё меньше и меньше, а знания вне школьной программы можно было получить только за границей», — делится ощущениями Татьяна Пинчук.
«Уже принятые нашим государством цензурирующие и репрессивные законы сильно поменяли климат и среду, усложнили и так предельно непростую жизнь культурных профессионалов, — говорит Лизавета Матвеева. — Нам уже нельзя публично и открыто затрагивать определенные темы, нельзя работать с определенными организациями и лучше не получать гранты от международных организаций и фондов. Учитывая, что государство не оказывает никакой поддержки художникам, искусствоведам и прочим деятелям культуры и искусств, не очень понятно, как, по мнению чиновничьего аппарата, люди должны себя содержать и работать».
«Зачем они это делают? Чтобы образование, видимо, совсем сошло на нет, — спрашивает и сразу отвечает Марина Рудина. — Чтобы не было полёта мысли и широкого простора для мысли. Должно быть много мнений, много источников знаний и течений. А если всё будет регламентироваться, должно быть одобрено поставленным сверху человеком, то это прямая цензура. Недопущение никаких мнений, кроме «одобрено генеральной линией правительства». Просто уберите этот ваш законопроект, не позорьтесь!»
О том, что избиратели просят депутатов Госдумы ввести в России цензуру, «Фонтанке» ранее заявила депутат от Санкт-Петербурга Елена Драпеко.
Петицию против поправок, по данным на 8 февраля, подписали 209 000 человек.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»
