Два года назад правительство разрешило иностранным яхтам заходить во внутренние воды (до того разрешение войти в Неву иностранцам подписывал лично Путин). "Фонтанка.fi" публикует (без купюр) рассказ Георгия Тарасова о развитии иностранного яхтенного туризма в России.
Я даже не думал о том, как я его узнаю. Узнаю, и все, мало ли, что я его никогда не видел…
Четверть века назад мы шарахались с его отцом, Аулисом, по заливу Ууксалахти Ладожского озера на яхте "Ниинна", Аулис искал свою родину, хутор, из которого их вышибла в 39-м война. И мы его нашли, обгорелый, заросший густым лесом фундамент… Именно тогда, глядя на стоящего на коленях перед замшелыми камнями старого капитана, я понял, что справедливых войн не бывает. Нигде и никогда.
Рубль с последней пенсии Биллу Гейтсу – я нашел Аулиса через интернет два года назад. Дело было весной, а в июне он гнал "Анастазию" по Сайминскому каналу из Куопио в Хельсинки и умудрился зарулить в Выборг, каким-то потрясающим финтом одурачив наших пограничников. Риитта, его жена, описывала эпопею так:
— Понимаешь, он стоял, благоухая пивом, и говорил на чем-то таком непонятном… Не финский, точно, но ведь других он не знает. Они вконец отчаялись и махнули на нас рукой, что возьмешь с тупого финского лесоруба? А такой дурацкой улыбки я вообще ни у кого не видывала – за кого ж, думаю, замуж выходила, неужто за это бревно??? А он отчалил, взял курс точно на зюйд, и, уйдя за горизонт, переложил руля налево, а не направо, и через час уже чесал по Выборгскому заливу. Пришла я в себя, когда он ухмыльнулся и скомандовал: "Звони Георгу, в семь часов будем в Виипури".
А я задвинул все дела, работу, башку, можно сказать, под топор положил, и в полдень примчался в Выборг на раздолбанном двадцатилетнем "Эскорте". Обегав таможни, управление порта, и, уяснив, что шансов у Аулиса зайти в Выборг без выполнения формальностей сроком недели на три, нет абсолютно никаких, рванул к последнему прибежищу, в яхт-клуб. Есть Бог на свете, директором оказался Валера, я ему победный финиш отмахивал лет тридцать назад в Зеленогорске, он тогда всех чудо – серфингистов уделал на тяжеловесном "Лехнере". Не помогли ребятам ни "Фаны", ни кевлар, ни гидрокостюмы от хрен знает кого…
Я обрисовал ему ситуацию и получил четкое разъяснение, что все еще хуже, чем я себе представлял.
— Валер, если гора… Я тогда к каналу рвану, хоть с берега ему чего проору.
— Погранзона!
— У меня виза действующая, паспорт с собой.
— Во, дятел! Тебя еще на подходе пристрелят.
— Да ладно…
— Жора, это не шутки. Это тебе не КПП в Торфяновке, охнуть не успеешь, башку свинцом набьют.
— Да за что, мать твою???
— За то, что ты недобитый русский…
— Оно, конечно… Деревянные потомки железного Феликса… Ладно, бывай, вешаться пойду.
— Шкертик дать?
— Себе оставь, у меня буксирный конец в багажнике…
Я сидел в пиццерии над остывшим кофе и двигал рояль в башке – ну что, блин, за свинство?! Тогда, на Ладоге, если б кто из "этих" прознал, что я не то, что на буржуйской яхте лоцманом ходил, а просто разговаривал с ними, мне б припаяли пять лет строгого режима, я в "ящике" работал и у меня первая форма допуска была. Двадцать лет за бугор не выпускали напрочь. Да и денег не было. Их, правда, и сейчас нет. И вот, такой шанс встретиться, так на тебе. Потомки змей и дикобразов – сплошная колючая проволока…
Звякнула мобила, и голос Риитты:
— We are at the custom`s wall in Viipuri. Will You come?
Стул отлетел, стол качнулся, чашка покатилась, раскручивая недопитый кофе.
— Yeeeeee!!!
На яхту меня не пустили, за то, что махнул через забор таможни, чуть не избили и выкинули на Родину, но перед иностранцами прогнулись, и обнимались мы с Аулисом уже на территории Российской Федерации. Но это же просто два дурацких слова. А под ногами у нас была земля.
Наша Планета Земля.
Мы шлялись под дождем по ночному Выборгу. Риитта, конечно, переводила, да только не особо это нужно было, нам и без слов…
Но кое-что словами все-таки было сказано. Непреходящая улыбка стерлась с его лица, оно стало детским и вечным одновременно, как тогда, в лесу над его родным хутором, и тихий вопрос:
— Георг, зачем мы воевали?
— Я с тобой не воевал. И не буду. И никто меня не заставит.
— И меня…
Мы поставили для себя последнюю точку в той войне. Но Бог мой, сколько ж голов еще должно слететь, прежде, чем люди поймут, что точку надо ставить не после войны, а ДО?
А сейчас передо мною стоял Вилле, сияя отцовской улыбкой, и, даже не спрашивая, утвердительно припечатал:
— Георг.
Я протянул руку к ларьку, у которого он меня ждал, и ухмыльнулся:
— Вилле, это не совсем супермаркет…
Он хохотнул.
— Я просто не знал, как "это" назвать.
В общих чертах задача мне была ясна. Нужно провести яхту до Шлиссельбурга, но за полчаса разговора на борту "Анастазии" всплыли такие нюансы, что мне морду в карман спрятать захотелось, чтоб разочарования на ней не прочитать было. Дело-то безнадежное, и даже если выгорит, грозит парням реальным разорением. На будущее, если при вас какое-нибудь официальное лицо Санкт-Петербурга брякнет чего про туризм, можете смело бить, есть за что. Гостей у нас не любят, только их карман.
Я еще до смены вывесок на нашем концлагере с иностранцами дело имел, и чувствовал себя каждый раз зоновским паханом, которому в барак кинули детей, и как-то надо изворачиваться, чтоб их не изнасиловали тут же с порога, и не придушили ночью подушкой за ненадобностью. Да еще самому в живых остаться.
Вилле изложил план действий:
— При входе в акваторию мы связались на 16 канале с "Форпостом". Теперь надо послать в управление "Волго-Балта" e-mail. Они ответят на запрос, дадут добро, и завтра можно будет идти. Но мы хотели побыть дня три в Пиетари…
— Побудете, Вилле, не волнуйся. У вас мачта не рубится?
— Нет.
— А высота сколько?
— 14 метров.
— Ага… Рацию дай посмотреть.
Посмотрел. Беда. РФ – единственная, насколько я знаю, страна в мире, где переговоры во внутренних водах ведутся на частотах, недоступных морским рациям. Самый замысловатый "Сименс" или "Панасоник" тут нем и глух. Ихние 156 Мегагерц – это далеко не 302. И перенастроить шансов ноль – надо пломбу срывать. А после такой модификации можешь смело по выходе из РФ швырнуть ее в Толбухин маяк, может рыбы наболтаются, срыв пломбы за бугром никто не простит. Вопрос о том, почему такие сложности с радио, я задавал многим, правильного ответа не получил ни разу. Большинство кивало на секретность, врагов, и прочую хрень, но все на самом деле просто, как грабли. Мало кто из диспетчеров российского водного бассейна знает что-то кроме русского. Так вот, "Кама", или, сейчас, "Вега", это чтоб не позориться. В Европе-то, любой по-аглицки чешет, невзирая на национальную гордость. И мачта выше 7,9 метров – это только под разводку, а это две заявки на проход мостов. Всех питерских, и, отдельно, Кузьминского, подаются за 12 часов до разводки, минимум, обязательное присутствие лоцмана на борту и проплаты. А вот какие, я не в курсе, 20 лет в моря не выходил…
С места в карьер всеми этими ужасами я ребят пугать не хотел, начал с простенького.
— Сколько скорость у вас крейсерская?
— 5,5 – 6 узлов.
— А максимальная?
— 6,5.
— Течка в Неве 2— 2.5, под мостами около четырех, на Ивановских порогах 5-6, у мыса Святки 6. Вряд ли в один присест пройдем, отстаиваться придется.
— А есть где?
— Найдем. Еще за пивом сходите, время будет…
— Так я посылаю e-mail?
— Конечно. Шрайбен, Шрибт, Гешрибен… — не обидится, думаю, вряд ли "Золотого Теленка" на финский переводили…
— А ничего, что полночь?
— Я думаю, на результат это не повлияет… Все, Вилле, я домой. Завтра позвони, как ответ придет. Или я часа в два позвоню.
— ОК!
Ох, братцы, думаю, ну и занесло же вас… Лучше б в Сомали…
Вынырнув через три часа из интернета, я отвалился на подушку и стал обдумывать, как объяснить нормальным людям, что им придется заплатить 700 евро за то, чтобы полюбоваться с воды разведенными мостами нашего гостеприимного города. 350 вверх по реке и столько же – обратно. Дороговатое удовольствие. Даже чашка "эспрессо" за 300 рублей на Исаакиевской площади перед таким грабежом пасует. Да еще рацию для переговоров в речной обстановке найти надо. Кто даст? Покупать надо. А сколько стоит? Беда…
Вообще-то, если Вилле бросить в одиночку в Российской Федерации, то он бы, скорей всего, выжил. Отчаянный и упорный парень, и голова варит отменно. Есть у меня зеленое подозрение, что и в Советском Союзе у него шансы были бы. Все задатки командира диверсионной группы, раз сто за линию сходившей без потерь. Я это понял с трех фраз и по выражению лица. Злобы на нем еще не было, но упорство написано было аршинными буквами. За три часа утренних попыток связаться с теми, кто должен был обеспечить проход судна, он и без моих подсказок понял, что это реальный карачун, но сдаваться и не собирался. Стало быть, с реверансами можно завязывать. Ну, а раз так…
Диспетчер "Волго-Балта" на Большой Морской, 37 сиял вожделением, и с места в карьер стал объяснять до какой степени невозможно пройти мосты этой ночью, всего 14 часов осталось, а заявка должна подаваться за 12. Ясно было, что без дополнительных финансовых вливаний документы на третий этаж за оставшиеся два часа не поднять. Я якобы забыл переводить, дождался, пока у финнов лица стали растерянными, сам нацепил такое же, и, когда диспетчер совсем успокоился, испортил ему всю обедню.
— Ладно, мы завтра зайдем. Не горит.
Удар был страшен, лицо он потерял мгновенно. Я повернулся к ребятам:
— Ausfahrt, meine herren, Ich will Eine kachvica cup und geshprahen mit Sie…
Ясный пень, он ни пса не понял. Я этот чудовищный компот из финского, немецкого и английского с шотландским прононсом минуты две в башке заваривал. Но эти-то все разобрали, пожали плечами и двинулись к выходу. Сделав пару шагов к двери, я обернулся:
— А Вы вообще, со скольки на вахте?
— С половины девятого…
— Может, так сделаем? Мы завтра часам к одиннадцати подойдем. Оформляться все равно надо, не дилеров же кормить, а Вы подготовите все, чтоб нам только проплатиться. Ну и связь там, то, се…
— А, да, конечно, давайте паспорт яхты, я данные перепишу.
Очнулся от нокаута, скотина…
— Момент. Вилле, паспорт на судно, твои данные, маршрут поэтапно.
Блин, во выдержка у парня… Спокойно обернулся, достал папку, вынул нужные документы. Завертелась машина…
Через четверть часа вышли на Исаакиевскую площадь.
— Георг, ты про кофе говорил, а поесть тут можно?
— Только не тут. Слишком expensive, я повешусь, если ты за чашку кофе восемь евро заплатишь.
— Сколько???
— Туристом быть, да еще в центре Питера – ни один кошелек не выдержит. Пошли, тут метров триста, у моего приятеля столовая. Там нормально.
Дождь, хоть и хлестал отчаянно, но был теплым. Мы плелись нога за ногу, я разводил руками и вещал, как заправский экскурсовод, но даже себя слышал издалека. Я так давно не бродил по Питеру под дождем… Просто так…
Мы стоим в офисе "Волго-Балта", и я сразу беру быка за рога.
— На вашем сайте ценник для иностранцев– 14690 рублей за лоцманскую проводку и 195 маячный сбор в Ладогу. Это все?
— Ну, да. Обратно они пойдут?
— Само собой, домой-то надо. Чай, не местные.
— Ага. Итого 29770. И по пять тысяч за флаг туда и обратно.
— За что?
— Они ж под своим флагом пойдут?
— Да, да, конечно…
Я чуть отворачиваюсь и иду к окну. Смотрю. Площадь. Кусок улицы. Боже мой, Боже мой… Это ж какая гнида до такого додумалась??? Мы все читали Саббатини и Стивенсона, Маклина и Киплинга, "Цусиму" и "Моонзунд", мы все знаем про "Варяга" и "Стерегущего". Какой моряк срубит флаг своей страны???!!! Это позор, предательство, капитуляция! Это сдача в плен! Что предлагают эти твари??? Спустить свой флаг не под гром пушек с пробитыми бортами и изувеченной командой, а за деньги!!! Просто ради того, чтобы сэкономить десять тысяч рублей! Где, в какой клоаке родилось то, что это придумало? Флаг – это моя честь, честь моего судна, моей страны. И мне предлагают лишиться чести за деньги. Или платить за то, чтобы ее сохранить. Потрясающее изуверство – оба выхода – позор. Лишиться чести или выкупить ее может предложить только тот, у кого отродясь ее не было. Тот, кто даже не понимает, что это такое. Тот, для кого продаваться – в порядке вещей.
Я живу в бесчестном государстве.
В публичном доме.
Над ним реет на флаг, а девяносто шесть лет не стираные трусы.
Такого стыда, я, пожалуй, за всю жизнь не испытывал.
Слава Богу, перевод – штука резиновая. Про флаг я и не обмолвился, так, "форин вессел", и ладно… Тоже не фонтан, но хоть что-то… А уж про то, что российскому судну подобный вояж обошелся бы в 50 ойро в оба конца, вообще промолчал.
Быстро закончив с этой мерзостью, я насел на работников с финансовыми претензиями. Ну, гниды, если деньги для вас главное, я щас покуражусь… Из шкуры вылезу, но ни гроша вам лишнего в карман не утечет…
— Так, порядок. Вилле, деньги готовь, тысячу евро. Ребята, Богом заклинаю, платежки, квитанции – чтоб комар носу… Это запад, все очень серьезно…
— Так мы квитанции по e-mail вышлем.
— Не пойдет. Только здесь, печати, подписи. Это буржуинство, ты что не понимаешь? Они ж все под колпаком, за каждую трату, за каждый платеж отчитываться надо до цента. Если у него будет неподтвержденный расход, ему дважды платить придется. Ты что, международной финансовой проверки вашей лавочки захотел, или за бугром никогда не бывал?
Смотрю на оторопелое лицо – точно, не бывал. Или только туристом в доску пьяным. О финансовой системе запада – ноль понятия. Оперировать может только ворованными деньгами. Ну, мать… Руководящий работник диспетчерской службы…
Честно говоря, по выходе из заведения, мне хотелось просто рухнуть на асфальт и отлежаться. Ну их к собакам, такие переговоры… Но оставалось самое важное, то, от чего зависит безопасность. Связь. Это не шутки. Я и в одиночку не сразу б рискнул под разводку без связи лезть, а уж тащить ни в чем неповинных хороших людей на тихоходном судне под чужой форштевень в реке, из которой никому еще выплыть не удавалось – увольте. За бугром купить судовую рацию – довольно изрядная канитель, денька два надо, точно. Нужны документы на судно, права, паспорт, зарегистрировать, поставить, опломбировать… А выходить нам, вообще-то, в полночь. А на часах – три с копейками.Я б на месте финнов тоже нервничал, но держались они здорово.
Слава Богу, за полвека я много с кем контачил, и главное мое сокровище – мобила.
— Дима, беда. Я с финнами вверх по Неве иду, у них только аналог нашего "Сейнера". Нужна "Кама" или современный аналог. Быстро и дешево. Я не многого хочу?
— Невозможного. Тебе нужна "Вега". Стоит четвертак, может, тридцать, я в этой системе года три уже не работаю, продаются только по безналу, оптом. Скину телефон СМСкой, человека зовут Денис, контора на Мойке. Я ему позвоню, чтоб он напрягся. Сколько тебе времени нужно до Мойки?
— В течение часа.
— Добро, он будет ждать.
— Димка…. Спасибо.
— Да ладно…
Ночью я не только по инету лазил, но и глушитель у своей тачки чинил, поэтому, пока Денис ходил на склад и вспарывал ящики, чтобы достать из оптовой партии единственную "Вегу", меня вырубило. Проснулся от насмешливого голоса:
— Пробовать будете?
— А то – я выставил третий канал и зажал клавишу – "Петербург-3" яхте "Анастазия".
— Слушаю, "Анастазия".
— Проверка связи. Как?
— Нормально. Давай пятый канал.
— Есть.
— "Анастазия", пятый.
— Порядок. Вы с Центрального стартуете?
— Так точно.
— О выходе доложите, по мобиле с вами лоцман свяжется.
— Добро, конец связи.
— Пока…
Я поворачиваюсь к Денису:
— Берем. Сколько?
— Десятка.
У меня глаза лезут на лоб.
— Денис, я только сейчас проснулся. И долго еще не засну.
— Димону спасибо скажите.
— Сказал. Но и тебе – тоже!
— Да ладно…
Я поворачиваюсь к Вилле.
— Есть шанс купить жизнь четырех человек всего за десять тысяч рублей. Берешь?
— Deal — Вилле, Пекка и Антти хохочут, Пекка добавляет:
— Well done. Fantasy…
Я слегка развожу руками:
— Russia…
Я ждал этого двадцать с лишним лет. Точнее — лет десять. Потом перестал – не было и не могло быть у меня шансов ступить хоть еще раз на палубу. Но я с упорством идиота цеплялся, обламывая ногти, за любой. Глухо. Это не тишина. Это хуже. Это молчание мира, которому нет дела до твоей надежды, и тебе остается только греть ее самому…
Конечно, в морях я бывал, даже Балтику несколько раз пересек, но это ж просто еще один мешок весом в двести фунтов на палубе. Мало ли, что море… Сделать-то я ничего не могу. И ни судну, ни морю, я в таком виде не нужен. Если кому чего и надо от меня, так это только мои деньги судовой компании за билет в бутафорию. Балласт, короче...
С последнего момента, когда я делал на борту ДЕЛО, прошло семь тысяч дней, и хоть раз в день я обмирал – а ну как повезет-таки? И если б в такой момент я встал к рулю или услышал хрип рации, я бы порвался вдрызг от исполнения мечты. Я стал бояться того, что она сбудется, и я умру. Тут же, по исполнении. Потом перестал бояться, ведь умру-то не сразу, и успею почувствовать ЭТО.
А сейчас, идя вдоль пирсов к пришвартованной "Стаське", я сбился с ноги – мою усталую башку погладил нежно Влажный Ветер. Грудь впила его кузнечным мехом, и голова не закружилась, а прозрела. Я видел яхты резко-резко, они ж не просто стоят, привязанные к пирсам, как собаки к будке, их жизнь – свобода. Пусть этого не видят пассажиры и капитаны, пусть скачут девки у кабаков, пусть гремит и плещет мышиная возня на твердой почве, они тихо стоят у пирсов и ухмыляются – мы-то знаем, что скинь швартов, и ничто нас не удержит, мы рождены для гонки…
Люди, люди…
Вы строили нас тысячелетиями, долбили из бревен, и обтягивали китовые каркасы кожей, обивали набором шпангоуты, и висели в люльках на головокружительной высоте, сваривая броневые листы линкоров, вы гибли миллионами, тонули, погибали от жажды, голода, непомерного труда, зачем? Чтобы сделать нас. Таких совершенных и стремительных, бесподобно красивых и чистых. В каждой нашей молекуле ваши пробы и ошибки, расчеты и эксперименты, морские бои и катастрофы, наши ванты звенят всей музыкой человечества, и играет ее на этих струнах природа. А на румпелях и штурвалах незримо лежат стальные пальцы чутких рук давно ушедших капитанов…
Человек! Скинь швартов, подними паруса или двинь сектор хода, и ты увидишь, что я умею быть благодарным.
Я. Твой корабль.
Читатель, читатель…
Ты ждешь продолжения, но мне нечего больше тебе сказать. Просто нечего, прости. Сказки кончаются свадьбой, батальные тексты победой, Голливуд хэппи-эндом. Дальше говорить не о чем. Не потому, что больше ничего не происходит, а потому, что неинтересно. Счастье интересно только счастливому, драйв, как сейчас выражаются, души, дает интрига. А интрига ходьбы по водам столь специфична, что не торкнет, если ты на берегу, прости... Меня не тронет битва до последнего солдата короля Сетевайо с британским экспедиционным корпусом, написанная зулусом, я не знаю ашанти…
Могу только предложить додумать детали самому, это нетрудно. Скорости течения и судна известны, Нева от устья до истока 74 километра, сорок, примерно, миль. Вопрос. Как удалось ее пройти за 15 часов??? Да еще подрыхнуть пару перед Кузьминским мостом в ожидании разводки. Я даже комиссии Гиннеса не смогу объяснить, в чем тут суть.
Драйв… Драйверами звались капитаны чайных клиперов, "Катти Сарка", "Ройял Соверена" и многих-многих менее известных. По свежаку и в шторм они гнали в полном вооружении, хлестая рулевого и шкотовых бессчетными командами, чтоб высосать всю скорость из ветра, судна и вооружения. Они стояли на юте, и обе руки им оттягивала страховка – два забитых картечью под мушку пистолета. И когда ванты звенели последней нотой перед тем, как лопнуть, когда горой вставала палуба, перед тем как судно кильнется через нос, они били картечью по гротам, лопавшимся с хлестким орудийным громом. И тут же задирали новые.
В нашем мире никто не умирает. Никто и никогда. Вселенная устроена именно так. И когда я ступаю на палубу, они рассаживаются на леерах и банках. висят на вантах, хлещут ром и джин, ржут и насмехаются. И правильно делают. Потому что только под их насмешки можно вдрызг остервениться и со злости сделать что-то так же, как они.
Финны, говорят, замороженные. Фигня. Но они очень сдержанны и обладают потрясающим чувством собственного достоинства. И блестяще держат дистанцию. Я это знал, и, сходя на берег в Шлиссельбурге, чуть улыбнулся и протянул руку. Хотя готов был расцеловать этих парней и выть от восторга и счастья за то, что они подарили мне сутки самого прекрасного дела на свете. Но через секунду мы обнимались и плясали в кокпите "Анастазии", орали черт знает что, и Пекка воткнул кулак в небо и заорал:
— Well done!!!
Почему я так и не рассказал о том, как мы шли? Дядя Ваня Сепелев, давно ушедший капитан легендарного "Волголеса", никогда не рассказывал о своей работе, хотя с ним бывало ВСЕ. Абсолютно. И вот его слова:
"Вся хрень на свете происходит на берегу".
Для занятного рассказа нужна интрига. А она осталась на суше. Как и вся хрень в этом мире. А в море…
В море я просто счастлив.
Это личное.
Георгий Тарасов
