Вот и все. Пять десятков - годовщина с юбилеем. Тут надо все как у людей. Пошлые тосты "Жив!", абсолютно ненужные вещи, без которых нельзя обойтись. Успешных вельмож, что в прошлой жизни не дали бы ему и трешку в долг, вновь раздражает уличная жажда. Умные из них потирают правительственные «вертушки» после хрипа журналистам на тему "пару фраз о святом". С Цоем поквитались: реабилитировали, признали, пора сдавать в ЕГЭ.
В России нет традиции популярной музыки. У нас холодно. Это парня, живущего вдоль Миссисипи, не умеющего играть на губной гармошке, засмеют второклассницы. Цой не исключение - он играл на гитаре чуть искуснее, чем Сид Вишес. С точки зрения нотного вкуса лучше бы просто раскачивался с прижатым микрофоном.
Но мы умеем вкусно говорить. В наших избах тепло. Там хорошо погрустить хором.
Когда-то, как по Маркесу, к нам зашли бродяги-цыгане и обрекли на сто лет романса, где слеза течет за словом. Романс - песня уличная. Все же еще не песня улицы.
Улицы Свердловска и Ленинграда придумали русский рок. А его, как Высоцкого, невозможно напеть чужаку. Это не Yellow Submarine. Это неугодные песни протеста. Jailbreak - оттуда же, но там нам не надо перевода. АC/DC - и все понятно.
В 80-е молодые ощутили революцию пупырышками на коже и отреклись от старого мира. Цой создал «Марсельезу». Молодежь прекратила говорить шепотом. Одни перестали слушаться старших, другие взялись за Узи и стали умирать молодыми.
Они вместе и родили новую нацию.
Это после победы социализма или вертикали приходят аникушины и церетели. Они работают монументально.
Подросткам же некогда. Из обломков самовластья они конструируют вывески, как Маяковский, а строят, как Татлин. Это и есть манифесты. Цой попал в самый поддых подворотни. Пусть лицо эгоиста, пусть пародия на Ли, пусть его узенькие брючки сегодня афиширует стилист Зверев.
Он был очень опасен сразу после смерти. Четыре буквы "КИНО" появились в каждой парадной от Выборга до Магадана. Масштаб нацарапанного превзошел количество портретов Сталина.
Он очень грамотно ушел. Чтобы тебя десятилетиями печатали на майках, мало быть Че Геварой, нужно еще и красиво погибнуть молодым. Он доволен своим возрастом. Мечтать тут можно лишь о Дантесе.
Но приходит срок всему. Он докатился до бестселлера.
У его киноармейцев появились внуки. Девчурки превратились в теток. Им важно попасть на распродажи в маркет.
"Кино" потеряло заказчика.
И сказало время, что это хорошо. А вдруг бы он не смог вместо Шевчука Путину ответить: "Я? Витя Цой". А сидел бы в Госдуме между Розенбаумом и Кобзоном и вздыхал о недавней поездке с Макаревичем на океан, где белые акулы.
Вдруг что-то надоело, он привстал бы после Болотной, а спикер Нарышкин ему: "Виктор Робертович, соблюдайте регламент". А он про себя: регламент – бергамот.
Цифра «50» хорошо смотрится на металле. Пора пересмотреть опасливое разрешение Валентины Матвиенко в сторону памятника где-то в красносельском лесопарке. Пришло время ваять. В гранитный рост. В местах экскурсионного обслуживания. Например, за гостиницей "Прибалтийская" на взморье. И золотыми литерами – «ЦОЙ», а с обратной стороны – «ЖИВ». Чтоб небритое поколение училось и привыкало между Петром и брендом.
После этого он совсем перестанет отбрасывать тень. Тогда вздохнут ветераны КГБ, пожалев, что не их стараниями ввергнут уют.
Мы все ждем в пробках и слушаем Цоя. Цой нам нравится.
А мы мечтаем, чтобы наши имена написали на конфетных коробках.
Когда долго держишь зажженной одноразовую зажигалку, рука затекает.
Мы просто забыли, что хорошее кино смотрят в темноте. Вот и все.
Евгений Вышенков, "Фонтанка. ру"
