Мы с трудом найдем человека, который будет поощрять зверства дедовщины в армии. Это бесспорно и понятно. Но возмущает то, что при обсуждении и к решению проблем пытаются подключиться и подключаются те, кто армию не знают. И не понимают, на каких принципах она основана и зачем такие принципы вообще нужны.
Сейчас все чаще поднимается вопрос о том, какой должна быть армия. Обострение происходит после каждого конфликтного случая, который становится достоянием средств массовой информации, или после какой-то акции солдатских матерей. Но что больше всего возмущает в реакции СМИ, общества - невладение комплексным подходом к проблеме.
Мы с трудом найдем человека, который будет поощрять зверства. Это вещь абсолютно бесспорная и понятная: садизм и проявление тупой жестокости никогда и никем, кто хоть немного соображает, не приветствуется, и рассуждать сейчас на эту тему я не буду. Но. Возмущает то, что при обсуждении и к решению проблем пытаются подключиться и подключаются те, кто армию не знают. И не понимают, на каких принципах она основана и зачем такие принципы вообще нужны.
И первое, что мы боимся сказать, это то, что армия есть машина для убийств, прежде всего. Она нужна там и тогда, где и когда исчерпаны другие методы урегулирования конфликтов – и экономические, и дипломатические, и любые другие. Армия предназначена для того, чтобы успешно воевать с противником, нанося ему максимальный урон, - уничтожать живую силу и технику противника. И каждый, создавая для себя образ защитника, представляет себе этакого абстрактного «Рэмбо», - крутого парня с решительным взглядом, готового «порвать всех плохих» ради спасения «хорошего».
Но почему-то никто не думает о том, что, качая мускулы, тренируясь в рукопашном бою, не воспитать солдата, - это будет только спортсмен. Потому что для того, чтобы солдат мог воевать – то есть убивать, он должен аккумулировать агрессию, злость. Это и есть боевой дух, - способность совершить насилие, - то, что другой стороной будет расцениваться как зло, если хотите. А добиться этого, не обижая солдата во время его подготовки практически невозможно – не обижая, даже хорошего спортсмена воспитать очень тяжело.
Для аналогии приведу пример: если уважаемые, интеллигентные, милые люди хотят завести друга семьи, они заводят мопса. Но как только возникает необходимость охраны, самые разумные возьмут кавказскую овчарку, у которой, кроме мощного экстерьера, высокая агрессивность. Из-за которой, если она сорвется с поводка, будут неприятности с соседями, - если она загрызет их собаку или покусает кого-то. Но зато это защитник. И если в дом ворвутся какие-то злые люди, то он успеет одного-двух загрызть, прежде чем его зарежут.
А приверженцы полной демократии хотят невозможного – чтобы одна и та же собака в разных ситуациях вела себя – в боевой обстановке – как охранник, а в мирной – как мопс. Это – химера.
Как добиться понимания этого от гражданских людей, тех мальчиков, которые принимают присягу? Лекции читать?! И сейчас я скажу то, за что меня осудят многие: в неуставных отношениях, которые возникают сразу, как человек приходит служить, есть польза. Повторюсь: никто не говорит о тех проявлениях садизма и жестокости, которые доводят до крайности, - уголовщина к тому, о чем я говорю, не имеет никакого отношения.
«Дедовщина» - это сложный комплекс, который включает отнюдь не только зверства старослужащих по отношению к молодым. Это и принятая обществом со времен первобытного строя методика, с помощью которой добиваются эффективной исполнительности. Это методика СИЛЫ. И внутренний смысл лишений при подготовке бойцов – из глубины веков.
Это уходит корнями в обряд инициации – процедуры, означающей переход мальчика в мужчины, сохранившийся до сих пор в племенах, находящихся на низшем уровне развития. Когда человек проходит и жестокие испытания. Когда, разрезав мышцы, через них продевают ремень и привязывают к дереву, а испытуемый должен оторваться. Это и больно, и жестоко, и может обернуться смертью. Но пройдя через это, мальчика называют воином, мужчиной.
В немалой степени в становлении новобранца как бойца и защитника играет и то психологическое давление, которое обрушивается на человека в армии. Можно стать мужчиной и на гражданке. Но не бойцом, не защитником.
Потому что в бою забыть о самосохранении, бить противника прикладом, стрелять и убивать – не просто. Вспоротый живот – это, извините, неэстетичное зрелище. Люди, которые с этим никогда не сталкивались, не понимают: для того, чтобы сделать это в отношении противника, все равно нужно переступить через нравственный и психологический барьер.
Перехлесты идут не от системы. Не надо делать из пришедших по призыву агнцев. Традиции дурной дедовщины пришли в армию из зон, и проявляются только там, где в одном месте сходятся тупые садисты и имевшие опыт общения на уровне уголовников. Зверства дедовщины – это, как правило, проявление абсолютной глупости: большинство случаев не остается безнаказанными. А те, кто получает даже условные сроки, не понимают, что сломали себе жизнь.
Для того, чтобы быть боеспособной, армия должна быть, помимо многого, и четко дисциплинированной. И в подразделениях утверждение и завоевание авторитета командира происходит исходя из позиции силы. От этого отнекиваются многие военные, чтобы их не записали в какие-то «ястребы», «Бурбоны». Но иного пути нет. Нереальна ситуация, когда младший офицер, обращаясь к солдату, говорит что-то типа: «Товарищ боец, вы некачественно убрали за собой то-то». Никто его слушать не будет. Его пошлют. А что можно сделать с солдатом, чтобы заставить его выполнять упражнения, соблюдать положения устава? Его даже на гауптвахту не отправить – их отменили. Словами офицер обязан перевоспитать за 2 года 18-летнего ленивого или хама, который пришел в армию, а это нереально.
К этому надо готовить солдата, если вы хотите, чтобы он, не жалея себя, защищал вас. Потому что если его этому не учить, то не получится защитник, - в бою первыми погибнут те, кто будет долго размышлять: можно или нельзя. В это время их уничтожат.
И если кто-то думает, что разведгруппа в тылу противника, встретившая мальчика-пастушка, должна дать ему конфетку, тот ошибается. По закону войны она должна его уничтожить. Потому что если он прибежит в село и всем расскажет, что видел, то погибнут не только члены этой группы, но и их товарищи, - те, что идут следом. И задача не будет выполнена. Поэтому контролируемая агрессия – обязательная черта солдата.
А заявления, сделанные из чувства материнской любви – типа «Мы не отдадим ребенка в армию, потому что в там - риск» лишают сына права пройти этот риск, и зачастую лишают права его стать мужчиной. И идти на поводу у материнского инстинкта – значит вредить парню. А солдат, который жалуется в организацию солдатских матерей на то, что от казармы до сортира – 300 метров, и бегать зимой холодно (а таких и в ЛенВО немало) – не солдат. Матери, которые приезжают это проверять, не понимают, что вмешиваться нельзя. Потому что любая женщина за своего ребенка готова «в огонь и в воду», но есть место, где ее подход не должен учитываться, отношение к сыну должно строиться на другой основе. Держаться за материнскую юбку можно, но кто тогда мать защитит?
Немало найдется желающих спросить: а сам-то как, сына собственноручно в армию отправишь? Так вот, я уже давно объявил своей супруге, что для моего сына вопрос службы в армии не стоит, как вопрос, а стоит, как ответ. Я считаю, что он должен служить: либо пойти в военное училище, либо отслужить после гражданского вуза, - ничего страшного в этом не вижу. И вообще, мой сын Митя, по словам врачей, был рожден с прижатой к голове правой рукой – т.е. отдавал честь.
И я, и мой отец - мы оба говорим Мите, что он – будущий защитник и Родины, и нас всех. А какой же он будет защитник, не надев погоны ни разу в жизни? Говно, а не защитник.
Андрей Константинов