На берегах Невы свои тараканы, своя, как говорится, повестка. Разгоняем Хэллоуин в парке Интернационалистов, но зато разрешаем бесовские игрища в саду Бабушкина. Боремся с геями и гомофобией. Снимаем дирижеров симфонических оркестров и открываем новые храмы на месте скверов. Эрмитаж цензурируют есаулы, на Думской – постреливают. Нам внятно все.
Правда, на нашу беду Петербург становится все более модным городом. Столичный журнал «Афиша» выходит с заголовком «Четырнадцать причин, почему надо жить в Петербурге, а не в Москве». «Сапсаны» каждый уик-энд привозят тысячи экстатических поклонников Северной столицы. Конечно, на Английской набережной жить лучше, чем на Бульварном кольце.
Наверное поэтому последнее время городскую повестку стали все чаще формировать москвичи. У себя порядок навели, взялись за нас. Но почти всегда столичные планы и идеи вызывают на нашей болотистой почве недоумение или скандал. Их дискурс – не наш дискурс.
Конституционный суд занял Синод, застроил своими коттеджами лужайки Крестовского острова, чуть не реквизировал 31-ю больницу.
В Сенате разместилась таинственная Президентская библиотека имени Бориса Ельцина. Был в ней кто-нибудь? Охрана как у ракетной базы, интерьер - дворцовый. Набор книг удивительный, уступает районной библиотеке. В историческом отделе нет «Наполеона» Тарле, монографий Александра Зимина, Руслана Скрынникова, не говоря уже об Арнольде Тойнби, Джоне Феннеле или Ричарде Пайпсе. «Коллекция» книг о Петербурге (72 названия) не содержит справочников «Весь Петербург», основных путеводителей, известнейших монографий. Зачем эта библиотека, как ее комплектуют, на чем специализируется, отчего такая охрана? А ведь в особняке Лавалей и сенатском здании еще недавно размещался градообразующий Российский государственный архив.
Протест горожан вызвала и затея администрации президента перенести из Москвы в Петербург еще два общероссийских судебных присутствия - Арбитраж и Верховный суд. Поначалу суды предполагали передвинуть из Старой Москвы в Новую, им виднее. Но потом попала шлея под хвост – решили строить у нас. И не абы где.
На набережной Малой Невы между «Юбилейным» и Биржевым мостом» управделами президента по проекту архитектурной мастерской Максима Атаянца возведет целый квартал обок с Биржей, Петропавловкой и Эрмитажем. Об уровне зодчества говорить не будем. Знаменитый искусствовед Григорий Ревзин пишет: "все относительно неплохо". Петербургские знатоки морщатся: «глубоко вторично». Специалистам виднее. По мне, так рядом с Биржей, Петропавловкой и Зимним дворцом лучше бы со своим вообще не светиться.
Но главное другое, суды занимают последний относительно большой участок центра, где можно было бы разбить парк. На петербуржца приходится в среднем 6 квадратных метров зеленых насаждений. В Копенгагене 300, в Москве и Лондоне – по 27, в Киеве -22, в Берлине - 21, в Варшаве 17,5.
Письмо с призывом отправить суды куда-нибудь подальше подписали 12500 человек. Но пока «судейский квартал» велено слегка доделать. Скажем, дома для судейских оттуда вынесут. Губернатор заявил: "Прорабатываем несколько проектов ведомственного жилья для судей. Желательно, чтобы неподалеку от «судейского» квартала". То есть мало им набережной Малой Невы, жди застройки последних зеленых пятен на Васильевском или Петроградской.
Еще больший шум вызвала внезапная кадровая революция, инициированная министром культуры Владимиром Мединским. Его стиль управления напоминает известный анекдот: бандерша самолично проверила клиента, на которого жаловались работницы. И отчеканила: «Конечно ужас, но не «ужас –ужас!».
Вначале Мединский предлагает нечто вызывающее повсеместное возмущение. Например создает комиссию по возможному переносу импрессионистов из Петербурга в Москву. В Эрмитаже - инфаркты, сотни любителей, рыдая, навсегда прощаются с Моне. И вдруг оказывается – все остается на своем месте. Неожиданно снимают директора Пушкинского музея в Москве Ирину Антонову (она и хотела наших импрессионистов). Все, кроме Антоновой, довольны и вопрошают друг друга: «Что это было»?
Потом из недр Министерства культуры разносится страшная весть. Валерий Гергиев собирается создать некий национальный «Центр культуры», куда войдут Мариинский театр, Консерватория, Вагановка, Институт истории искусств.
Владимир Мединский срочно прибывает в Петербург – спасать Зубовский (истории искусств) институт от недружественного поглощения. Любимого коллективом многолетнего директора Татьяну Клявину с треском увольняют. На ее месте оказывается неизвестная среди искусствоведов Ольга Кох. Научная общественность протестует, митингует, собирают подписи под воззваниями. Из института десятками увольняются сотрудники. Конечно, прежде всего самые молодые и квалифицированные – им легче найти работу.
«Наладив» работу Зубовского института, Мединский взялся за Академию Вагановой. С невероятным шумом снимают ректора Веру Дорофееву и художественного руководителя Алтынай Асылмуратову. Объяснение все то же – так спасают Вагановку от экспансионистских планов Гергиева. Назначенный исполняющим обязанности ректора Николай Цискаридзе, в прошлом великий танцовщик, прославился в последние годы чередой скандалов и мельканием на экранах центральных каналов.
Балетный мир в шоке, протестует даже Диана Вишнева. Никто ничего понять не может. Понятно, что следующий шаг Мединского – спасти от Гергиева Консерваторию. Но Валерий Гергиев клянется, что никого объединять не хотел: «Идея принадлежит не мне. Но по поручению Владимира Ростиславовича Мединского, я так предполагаю, юристы Минкульта предложили некую схему, которая обрела такое название — "Центр". Теперь можно спасать Русский музей, Петропавловскую крепость и Филармонию от Пиотровского. А Михайловский театр и Театр оперетты от Темирканова.
«Гамбит Мединского» - новый тип кадровой революции. Сама едет, сама давит, сама помощь подает.
Впрочем, на берегах Малой Невы, как оказалось, все засорено боевыми отравляющими веществами, так что еще года два строить будет нельзя. Николай Цискаридзе в Петербурге – один и без оружия, малейший просчет - и балетные его съедят и не подавятся. Завянет здесь цветок душистых прерий: ни олигархов, ни «Танцев со звездами», ни интриг Большого театра, а только ежедневный изнуряющий труд без софитов и рампы.
Боюсь, что и Ольга Кох не сможет объединить вокруг себя мощные искусствоведческие силы, стать эдаким Игорем Грабарем.
Что ж. Придется жить без Москвы.
