Зачем театры идут в тюрьму

Театр и цирк - по определению виды искусства коллективные и обращенные к широкой аудитории. А если аудитория отделена от мира колючей проволокой, что тогда? «Фонтанка» рассказывает о том, как приходят в так называемые закрытые учреждения режиссеры и артисты и предлагают тем, кто ограничен стенами и заборами, создать спектакль.

Три дня в рамках VI Петербургского международного культурного форума, во время работы секции «Цирк и уличный театр», вдалеке от центра Петербурга, под шатром Упсала-цирка, обсуждали, зачем и как прийти в закрытое учреждение – детскую колонию, «школу для трудных», спецПТУ, найти общий язык с теми, кто этими учреждениями руководит, и с теми, кто заперт за забором, потому что успел уже совершить преступление и поэтому изолирован от общества, оторван от родных, друзей, одноклассников. Кто одет в форму и ходит строем, кто покинет дом за забором лишь через несколько лет.

Я не прихожу сюда «причинять добро»

У Упсала-цирка собственный опыт работы с подростками из закрытой спецшколы №1, что на Удельной. Здесь уже пять лет реализуется проект «Цирк за забором». Тренеры Упсалы приезжали к ребятам, даже пока школа на капремонте стояла и всех в Старый Петергоф перевезли, приезжали три раза в неделю – заниматься акробатикой, паркуром.

Через некоторое время пришла идея сделать спектакль, долго искали название. «Точка» оказалось самым ёмким и подходящим. Спектакль с 2016 года сыграли уже несколько раз: в школе с приглашениями родных и друзей, в музее стрит-арта и вот теперь в шатре Упсала-цирка.

«Они научились, когда им несут нравоучительную лажу, жестко защищаться», – говорит о ребятах Лариса Афанасьева, художественный руководитель Упсалы. Этот спектакль – не то, что называется «продакшн», хотя он войдет в репертуар Упсала-цирка. Этот спектакль – динамичный, жесткий, без сантиментов и жалости, выстроенный в напряженном ритме. Немногословный. Звучат лишь слова самих подростков – о себе, о своих мечтах, которые от спектакля к спектаклю меняются. Даже спрашивают друг друга от репетиции к репетиции: «Что, мечты переписываем?»

История «Точки» – не про сценический успех, хотя был спектакль в лонг-листе «Золотой маски», а про другое: как возникает это взаимодействие, когда ты, режиссер и педагог, приходишь «за забор» и никакой ты для ребят за забором не авторитет поначалу. И множество вопросов, как вообще технологически выстроить вот это все: ты – свободный художник, от государства денег не получающий (а Упсала-цирк именно такой), – начинаешь взаимодействовать с системой, вертикально выстроенной системой образования, взаимодействовать, чтобы войти за забор, и что? Что потом?

«Я не прихожу туда «причинять добро» и «исправлять учителей», я нахожу единомышленников», – это кредо режиссеров, приходящих «за забор». Очень трудное кредо. Со школой на Удельной у Упсалы получилось. Марина Николаева, социальный педагог, и Любовь Михайлова, замдиректора по воспитательной работе и режиму, – тоже участники "круглого стола" под шатром Упсалы, благодарят, вспоминают. И говорят о том, что теперь, увы, все меняется: школу на Удельной закрывают, ребят переводят в аналогичную школу №10 в деревне Большие Поля в Ленобласти, близ Сланцев. Работать будет труднее, вообще все усложнится.

Друг Горацио

Опыт социального театра, «театра за решеткой», в мире обширен. Есть много разных интересных практик. Горацио Черток из Италии, руководитель театра «Нуклео», – человек судьбы невероятной. Родился в Аргентине, предки его – выходцы из Восточной Европы, бежали в Аргентину, а Горацио со своим театром – уже в Италию, когда в Аргентине случился военный переворот. И здесь театр «Нуклео» пошел в тюрьму провинции Феррара. Зачем?

«Вам надо придумать, как общаться с публикой, которая не говорит на вашем языке, поэтому актеры должны быть ко всему готовы – говорит Горацио. – Если вы отправите актера, окончившего театральную академию, на улицу – он там с ума сойдет: дождь, есть нечего, толпа кругом».

Актеры Горацио не такие – они среди толпы чувствуют себя нормально и не карьеру ставят во главу угла. Они готовы идти с ним к заключенным, чтобы… Чтобы что?

«Лучший способ изменить судьбу заключенных – это, конечно, разрушить тюрьму, ведь театр – это свобода», – размышляет Горацио. Но это философский разговор. На практике же он находит общий язык с руководством исправительного учреждения, хоть это весьма непросто, а потом приходит к заключенным и спрашивает: что они-то хотят от театра? Ответ таков: люди, отбывающие наказание, хотят признания и уважения, и если они будут участвовать в театральной постановке, то, возможно, их близкие снова их будут любить и уважать. Горацио считает, что эти заключенные преподали всему театру, всем его актерам урок – не карьеры, не признания, напечатанного мелкими, а потом крупными буквами на афише, не гонораров высоких хотели зеки. А возвращения расположения близких людей. И пока сидишь, выходить на репетиции и спектакли из камеры – тоже дело, время идет, а театр разнообразит тюремные будни. Предельно честно. Только и всего.

В тюрьме Горацио первой постановкой выбрал «В ожидании Годо» Сэмюеля Беккета. Принцип театра «Нуклео» – все зрители, приходя на спектакль, где играют заключенные, платят за билеты. Потому что труд актеров должен быть оплачен. А еще среди постановок театра – «Хороший сосед». История такая: Горацио, выйдя из дома в спальном проблемном районе, сел на велосипед, поехал, но случилось маленькое ДТП – два велосипеда столкнулись. За рулем второго оказался бывший заключенный – тунисец из тюрьмы, в которой Горацио ставил спектакли. Он тоже тут живет, неподалеку. Обрадовались, обнялись, поговорили. Потом получилась пьеса – Горацио написал, как он видит всю эту историю – тюрьмы, в которой встретил тунисца впервые, встречи после освобождения. А бывший зек свою истории написал – как увидел Горацио, пришедшего в тюрьму, как играл в спектакле, как освободился, как жил дальше. Вообще-то, среди всех умных мыслей здесь есть одна совершенно простая и четкая – мысль о безопасности.

Теперь в итальянских тюрьмах в разных провинциях работают несколько театров. А процент рецидива у тех сидельцев, кто в спектаклях играл, не 80, как обычно, а от 6 до 12. И еще по поводу тюремной администрации, которая поначалу была не в восторге от Горацио и долго тормозила процесс: все изменилось, когда один из надзирателей увидел, что проблемный заключенный, склонный к нарушению режима, как-то странно себя ведет – не спит, бормочет, а ночь уже глухая. Оказалось, тот учил роль.

Мы – не ресурс твоего проекта

За три дня обсудили множество практик. Актриса Мариэтта Цигаль-Полищук рассказала о московском театральном фестивале «Я не один», когда подростки из соцучреждений не только занимаются с театральными педагогами, а со своими спектаклями выходят на сцены МХТ имени А.П. Чехова, Театра наций, Театра имени А.С. Пушкина, Центра имени В. Мейерхольда и галереи «На Солянке». Журналистка Елена Артюх и начальник Колпинской воспитательной колонии полковник Владимир Ивлев показали видеоклипы, созданные в колонии, когда подростки читают рэп.

Вера Бирон из Музея Достоевского вспомнила о нашумевшем в свое время проекте, который музей делал в 2001 году с этой же колонией, но при другом начальнике, – спектакле по «Запискам из Мертвого дома» Достоевского, привлекая известных актеров Валерия Кухарешина и Сергея Бызгу, театр «Кукольный формат». И теперь, спустя почти 17 лет, этот проект уже не кажется таким бесспорным: а стоило ли вот так жестко – Достоевского, с его острожным опытом, с этим надрывом и болью? Вера Бирон вспомнила два эпизода после проекта: как звонили потом со слезами и проклятьями в музей родные жертв этих юных заключенных и как потом несколько молодых людей – участников проекта, уже освободившись, пришли в музей и попросили «принять их в актеры». Но проект был завершен, ничем помочь этим ребятам в музее не могли.

Ада Мухина, петербургский режиссер-педагог, создавшая подростковый театр против ксенофобии «Вместе», ныне живущая в Берлине, сформулировала несколько важных пунктов-постулатов – такое обращение к театральным людям от лица тех, к кому они идут с самыми лучшими намерениями: «Мы не ресурс твоего проекта», «Твои требования поделиться нашими историями могут оскорбить нас», «Не ожидай благодарности, не уменьшай нас до одного сюжета».

Борис Павлович, независимый режиссер, модератор "круглого стола", посвященного общей точке интереса всех сторон – художников, педагогов закрытых учреждений, подростков, напомнил об этих постулатах Ады. Он предложил поговорить о «списке дефицита» – чего не хватает, чтобы «процесс пошел». И одним из дефицитов оказался, собственно, запрос от самих школ, колоний, детдомов, спецПТУ и отсутствие общего языка. Педагогическая дама из петербургского спецПТУ говорила о том, как все хорошо – налажена у них спортивная работа с фестивалем ГТО и что за полгода провели девять КВНов, а драматург Наташа Боренко, тоже из проекта Ады Мухиной «Вместе», – о том, что, когда приходишь «за забор», то нередко слышишь: «Здорово, что пришли, давайте сделайте нам концерт к такой-то дате». Они (администрация закрытых школ. – Прим. авт.) воспринимают нас как помощь, но в том ключе, в каком им привычнее ее видеть». «Музыка не может быть заказана, – говорит Лариса Афанасьева. – Она может только создаваться».

Галина Артеменко, «Фонтанка.ру»