После крови, пролившейся в Одессе и Мариуполе, Украина вступает в новую стадию противостояния. Не в том смысле, что гражданская война теперь неизбежна (совместные усилия Москвы, Вашингтона и Брюсселя могли бы ее остановить), а в том, что каждая из враждующих сторон имеет теперь свою «правду о войне», которая ложится в фундамент эскалации конфликта.
– Мы вам говорили, – утверждает одна сторона, – что Путин совершенно правильно поступил с Крымом, поскольку лишь активные действия России могли предотвратить там кровопролитие. И дело даже не в намерении Украины удерживать полуостров любой ценой. Допустим, киевские власти проявили гуманность и под давлением Запада отказались от силового решения вопроса. Но Киев сегодня не контролирует толком даже свою собственную территорию. Он не способен был предотвратить появление в Крыму правонационалистических вооруженных группировок, которые развернули бы террор против каждого, кто желал бы мирными средствами содействовать пересмотру статуса полуострова. В ответ на их действия люди, желающие жить вне Украины, неизбежно развернули бы самооборону, поскольку не могли ждать справедливости от недееспособного Киева. И тогда украинские власти уже обязательно ввели бы войска для подавления крымского сопротивления. Тот, кто не верит, может взглянуть на события, разворачивающиеся в юго-восточных регионах. Там именно так все и происходит. Под «контролем» Украины льется кровь, а значит, отсутствие жертв в Крыму – следствие того, что власть в регионе взяла та держава, в которой существует эффективно функционирующий госаппарат, способный принимать решения и выполнять их с помощью применения силы.
– Мы вам говорили, – ответила бы на это другая сторона – что Путин, нарушив международные нормы, принял пагубное для Украины решение и спровоцировал эскалацию конфликта. Эти нормы (признававшиеся, кстати, до сей поры и Россией) ведь существуют не по указке Вашингтона (как полагают конспирологи), а потому, что существует большой опыт такого рода конфликтов, показывающий, как будут развиваться события при иностранном вмешательстве. Любое вмешательство провоцирует людей к бунтам. Захватив Крым, Москва объективно дала тем самым понять активно настроенным людям в других регионах, что поможет и им тоже. Естественно, эти люди взялись за оружие и стали отстаивать свои права с уверенностью, что рано или поздно Россия вмешается. Мы даже готовы вполне допустить, что так называемые «зеленые человечки» не засланы Москвой, а представляют собой силы самообороны, искренне заблуждающиеся относительно готовности России вести крупномасштабную войну за их интересы. После того как Путин взял Крым, эти люди в принципе не могут думать иначе. В Крыму ведь и до российского вмешательства не было таких казусов, как в Славянске, Мариуполе, Краматорске. Поскольку людям в голову даже не приходило, что Россия может помочь самообороне крымчан. Вся кровь пролилась только после того, как простые люди на юго-востоке решили, что Путин будет воевать с так называемым «фашизмом» до победного конца.
В большинстве войн эпохи модерна есть две подобные правды. Историки, изучающие эти войны со стороны, как правило, их видят. Но люди, непосредственно вовлеченные в конфликт, обычно жестко противопоставляют свою собственную правду неправде противника. Соответственно, с годами (если конфликт длительный) формируются две противостоящие друг другу мифологии со своими героями и злодеями. Затем мифологии превращаются в школьные программы, и вот уже появляются миллионы детей, способных более-менее объективно разбираться в конфликтах, происходивших с другими народами, но при этом твердо уверенных в том, что наша страна всегда во всем была права.
Израиль и Палестина, Армения и Азербайджан, Сербия и Хорватия, Великобритания и Ирландия – все имеют подобную мифологию, несовместимую с мифологией соседа. Даже южане и северяне в США по сей день имеют свои мифы, причем в штатах, относящихся к числу проигравших гражданскую войну, можно встретить памятники героическим борцам, которые отстаивали вовсе не рабство, а консервативные ценности и аристократическую духовность, противостоявшую миру наживы и чистогана, господствовавшему на севере.
Подобная мифология двух правд, бесспорно, существовала бы даже в отношении Второй мировой войны, если бы не насильственная денацификация, расставившая в данном вопросе все точки над i чисто административными методами. По итогам войн, в которых погибли миллионы, наверное, можно устанавливать единственную правду-матушку, поскольку проигравшая сторона полностью деморализована и готова принять все, что угодно, лишь бы разделаться с прошлым и перейти к мирной жизни. Однако в конфликтах, типа украинского, такой подход неприемлем.
Если политики искренне хотят мира, они уже не могут апеллировать к истории и разбираться в том, кто прав был, кто виноват. Каждая из сторон остается при своей правде, а переговоры ведутся на основе сложившихся реалий. Когда все переговорщики эти реалии признают и стремятся к позитивному результату, мир, так или иначе, устанавливается. Когда помимо достижения мира у переговорщиков сохраняются иные цели, конфликт может превращаться в страшный и крайне болезненный процесс типа израильско-палестинского.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
