Его суровый шум уже услышан за пределами Карелии и даже воодушевил бескомпромиссных защитников тамошних «партизан». А вот другая сторона гражданско-производственного конфликта уже несёт ощутимые потери. Жители деревни Суна, что под Кондопогой, по-прежнему сторожат свой бор, где они привыкли собирать грибы-ягоды. Техника, арендованная для разработки карьера, стоит.
Попунктно о конфликте вокруг Сунского леса. Первое: конфликты между предпринимателями-инвесторами и местными жителями весьма характерны для сырьевых регионов и не только в России. По мнению конфликтологов-«лесников», в послевоенное время подобные коллизии часто возникали в Канаде. Лишь к 70-м годам прошлого века устоялось общее правило: добросовестный предприниматель получает карт-бланш за пределами четырёх чётко прописанных зон – частной, коммунальной, провинциального резерва и нацпарков.
Смысл противоречий, вне зависимости от нюансов, состоит в столкновении двух видений права: с одной стороны, на законную трудовую деятельность и, соответственно, извлечение из неё дохода; с другой – на благоприятную в основном экологическую (или репродуктивную) среду проживания. Скажем сразу: первое в законах прописано чётче и более зримо. Ничуть не отвергаемое второе право – часто двусмысленно: одному важнее нетронутая «патриархальность» пресловутого «домика в деревне», другому – прежде всего дорога к нему.
Второе: роль власти, прежде всего местной, в подобных случаях сводится к уточнению (разъяснению) нормативных документов и организации посреднической площадки. Во всяком случае, занимать позицию одних в споре с другими власть не должна, ибо одна из сторон окажется незаслуженно поражённой в правах. Участники конфликта выдвигают из своей среды переговорщиков, которые ищут компромисс. Примирение может происходить и при участии нанятых конфликтологов (в частности, в Канаде более чем в 80 проц. случаев). Их приглашает сторона, несущая наибольшие убытки, чаще это предприниматели. В сложных случаях стороны обращаются к специалистам, состав и форма участия которых оговариваются непосредственными переговорщиками, но не по принципу «наши юристы (экологи) против их краеведов» или наоборот.
Третье: добросовестные участники подобных конфликтов исходят из стремления к обоюдной выгоде, но не «победы» одних над другими, так как «поражение» одной стороны сокращает объём потенциально общей выгоды. Главная заповедь тут состоит в недопущении к конфликту третьих лиц, которые в лучшем случае задерживают его разрешение. В худшем – его переформатируют за счёт появления новых фигурантов, причём с интересами, далёкими от изначально не договорившихся. Подчеркнём: конфликт разрешается, если он разводит две стороны, заинтересованные найти обоюдно приемлемое решение. В основе примирительного процесса может находиться обсуждение компенсационных мер в отношении конкретных жителей деревни Суна.
Что же в сунском случае очевидно для конфликтолога? Опять-таки прибегнем к перечислению факторов по принципу: с одной стороны – с другой. В пользу разрешения конфликта, во-первых, рационально осознаваемая зависимость сторон: одни получат прибыль, другие воспользуются налоговыми поступлениями, не говоря об обоюдной заинтересованности в качестве дорожного полотна по месту работ, а также трудоустройстве местных жителей (если таковые найдутся). Во-вторых, сомнительность гипотетической «победы» местных жителей, которые ничего осязаемого при этом не получат. Зато через 10 – 15 лет отстаиваемый ими лес естественным образом потеряет свою сегодняшнюю ценность для наследников протестующих.
Негативных обстоятельств также два. Во-первых, конфликт оказался запущенным. Его пятилетняя история привела к взаимному ожесточению сторон, чем дальше, тем больше настроенных «не поступиться принципами». Тем более если эти стороны видят друг в друге не «партнёров по проблеме», а приверженцев разных ценностей, в том числе по шкале «свой-чужой». Но главное – то, что, во-вторых, конфликт оброс многочисленными симпатизантами, в нашем случае – в пользу местных жителей. Это и экологисты, явно ищущие дополнительного признания, прежде всего среди правозащитников (кто-то же снабдил протестующих зимними палатками – до поставок «стингеров», надеемся, дело не дойдёт!), и политики, которые получили долгоиграющий повод для обвинения власти, место которой, повторим, изначально «над схваткой». Роль играют и некоторые информационные рупоры, действующие в привычном ключе – «чем хуже, тем лучше». Во всяком случае, стилистика Совинформбюро второго военного года явно вредит делу. Тем более что на память приходит другой лес – Химкинский в Подмосковье, конфликт вокруг которого стал нарицательным.
Что дальше? Наступающие холода дают возможность остудить страсти. Кстати, предприниматель готов на время переключиться на другие объекты. Так что дело теперь за протестующими. При дальнейшей же политизации противостояния, особенно если одна из сторон допустит произвол, власть в лице правоохранителей, а также природоохранного блока будет вынуждена оценить (с точки зрения закона) худшие последствия разрастания конфликта. Особенно если он приобретает прецедентный характер. С особым нажимом повторим: в инвестициях власть заинтересована не меньше, чем в социально-психологическом благополучии местного населения. В этом случае конфликтолог уступит место прокурору.
Но спешить с этим всё же не стоит. Куда перспективнее, на наш взгляд, привлечение к посредничеству уполномоченных по правам человека и по делам предпринимателей, органично представляющих стороны конфликта. Всем вместе не обойтись без того же специалиста-конфликтолога. Такое продолжение предпочтительней ещё и потому, что конфликт, повторим, – во многом типичен, и все стороны обязаны научиться его разрешать. Законно по форме и цивилизованно по содержанию.
Борис Подопригора,
советник главы Карелии,
президент Петербургского клуба конфликтологов-посредников
